Огонь, воды и медные трубы

Мое по­яв­ле­ние на свет соп­ро­вож­да­лось про­тес­тным трех­днев­ным ре­вом, пре­рыва­емым ми­нута­ми кор­мле­ния.

- При­вет, юный одес­сит! Я вас по­нимаю: си­деть в ут­ро­бе ма­тери на всем го­товом ку­да при­ят­ней, чем бес­по­ко­ить­ся о хле­бе на­сущ­ном, - за­явил док­тор, при­няв­ший ро­ды.

Пос­ле его слов, по­няв без­вы­ход­ность сво­его по­ложе­ния и устaв от дли­тель­но­го про­тес­тно­го кри­ка, я зас­нул и прос­пал три дня. Ко­неч­но, у ме­ня не ос­та­лось в па­мяти ни од­ной ми­нуты пер­вых дней мо­ей жиз­ни. Это вос­по­мина­ния мо­ей ма­тери.

Ожог оби­ды

Мне ка­залось, что жизнь это без­за­бот­ное ве­селое вре­мя раз­вле­чений. Пом­ню, как я убе­гал от сво­ей ня­ни Ва­ли, ко­торая заст­вля­ла ме­ня съ­есть соч­ный пер­сик. Она про­сила мою мать раз­ре­шать нам по­гулять тiль­ко до дюр­ки (до во­рот).  На са­мом де­ле мы хо­дили в Алек­сан­дровский са­дик, где она ко­кет­ни­чала с мо­лодым лей­те­нан­том. По­чему-то ей хо­телось быть стар­ше сво­их лет.

- Да, я да­ма и это мое ди­тя!

- Оно дым люб­ви от уже угас­ше­го кос­тра ?

- Да! Ведь нет да­мы без ог­ня!

- А нель­зя ли при­курить от ва­шего ог­ня, кра­ля-Ва­ля?

 И вдруг чер­ный рас­труб гром­ко­гово­рите­ля, ус­та­нов­ленный в Алек­сан­дровском са­дике со­об­щил о вой­не. Мне по­каза­лось, что вни­мание ко мне у взрос­лых по­гаслo.

Я по­дошел к сво­ему дво­рово­му дру­гу Али­ку, ко­торый был стар­ше ме­ня на че­тыре го­да, и ус­лы­шал от не­го: "Бе­ги до­мой и ска­жи ва­шим, что нем­цы ско­ро всех вас сож­гут!" Я за­ревел и при­бежал к Ва­ле, ут­кнул­ся в ее ко­лени, но она, уз­нав при­чину мо­его пла­ча, ска­зала: "Так вам и на­до! Кто по­могал ус­тро­ить го­лодо­мор на Ук­ра­ине?"
Я ни­чего не по­нял, но по­чувс­тво­вал ожог оби­ды от са­мых близ­ких мне лю­дей и приб­ли­жа­ющу­юся бе­ду. Пре­датель­ство дру­зей - что мо­жет быть обид­ней и боль­ней!? Ко­неч­но, тог­да я не по­нял - кто я и в чем ви­новат. Да и сей­час, пос­ле сож­же­ния за­живо в ар­тилле­рий­ских скла­дах ев­ре­ев Одес­сы, сво­ей ви­ны не осоз­наю в ус­тро­ен­ном Ста­линым го­лодо­море, во вре­мя ко­торо­го от го­лода по­гиб­ли две мои тет­ки в по­ез­де "Одес­са-Ки­ев".

 Хо­телось бы спро­сить Али­ка: ка­кое счастье при­нес­ли ему фа­шис­ты, ко­торых, ви­димо, жда­ла его семья? Что мож­но бы­ло у ме­ня взять, кро­ме од­ногла­зово­го плю­шево­го миш­ки, ко­торо­го не зах­ва­тили с со­обой в эва­ку­ацию.

Я пом­ню, как моя мать ве­ла ме­ня в бом­бо­убе­жище, а го­род го­рел, пе­пел хлопь­ями па­дал под но­ги. Ка­кая-то де­воч­ка в бом­бо­убе­жище пла­кала и кри­чала: "Ма­ма, я бо­юсь!" пос­ле каж­до­го раз­ры­ва бом­бы. Одес­са пы­лала. Я смот­рел на по­жары ис­пу­ган­ны­ми гла­зами пя­тилет­не­го ре­бен­ка, но ожог оби­ды был силь­нее ис­пу­га от по­жара. Нет, по­жары это не шу­точ­ная пес­ня одес­си­та Уте­сова: "сго­рел ваш дом с ко­нюш­ней, ког­да пы­лало все кру­гом! А в ос­новном, прек­расная мар­ки­за, все хо­рошо, все хо­рошо!"  Ско­рее это его пес­ня "Ка­хов­ка"-"… гре­мела ата­ка и пу­ли свис­те­ли, и ров­но стро­чил пу­лемет. И де­вуш­ка на­ша в по­ход­ной ши­нели го­рящей Ка­хов­кой идет!"

Ис­пы­тание го­лодом и во­дой

Мы эва­ку­иро­вались в Кир­ги­зию. Наш­лась ра­бота для мо­ей ма­тери. Её приг­ла­сили ра­ботать в дет­ском до­ме. Она взя­ла в дет­ский дом и ме­ня. Там у ме­ня по­яви­лись друзья: Шке­летик, Дис­тро­фик, Ще­тин­ка. Ко­неч­но, это бы­ли проз­ви­ща, но они от­ра­жали внеш­ний вид ма­лышей. Од­нажды Ще­тин­ка по­дошёл ко мне и до­вери­тель­но спро­сил:

- Жрать хо­чешь?

- Спра­шива­ешь!

- Я сра­зу до­гадал­ся. Ви­дишь, ка­кой я ум­ный! Я те­бя уго­щу! Да­вай сде­ла­ем нож, что­бы са­ло ре­зать. У ме­ня есть гвоз­дик. Мы его рас­плю­щим и на­точим на кир­пи­че.

Маль­чи­ки при­гото­вили са­модель­ный но­жик и пош­ли до­бывать са­ло. Свинья Гра­ция мир­но спа­ла в уг­лу дво­ра. Я сел ей на спи­ну по ре­комен­да­ции Ще­тин­ки, а тот, уве­рен­ный в сво­ём за­мыс­ле, по­пытал­ся са­модель­ным но­жиком от­ре­зать от Гра­ции ла­комый ку­сочек. Свинье это не пон­ра­вилось. Она вско­чила и с оби­женым хрю­кани­ем по­нес­лась по дво­ру. Я ска­тил­ся в лу­жу с ее спи­ны. Это был мой пер­вый в жиз­ни опыт вер­хо­вой ез­ды, увы, не­удач­ный! Ще­тин­ка го­ревал и об­ви­нял в не­уда­че ме­ня: ты не смог удер­жать свинью, по­ка я от­ре­зал са­ло, дох­ляк! Луч­ше бы я взял на по­мощь Дис­тро­фика.

 У Ще­тин­ки не­ожи­дан­но воз­никло же­лание ло­вить ры­бу в нег­лу­боком пру­ду. Он уви­дел, как каж­дое ут­ро ста­рик-кир­гиз заб­ра­сыва­ет в пруд са­чок и ло­вит две-три ры­беш­ки. Он пред­ло­жил мне сесть с ним в лод­ку ут­ром и ло­вить рыб­ку. Сач­ка у нас не бы­ло. Ще­тин­ка пот­ре­бовал, чтоб я спрыг­нул с лод­ки и пос­мотрел где пла­ва­ет рыб­ка, а он ру­баш­кой их бу­дет ло­вить. Ру­баш­ку он снял и за­вязал уз­лом ру­кова. Я спрыг­нул и ока­зал­ся на дне пру­да, но вмес­то ры­бок спуг­нул ля­гушен­ка. Да­лее я ни­чего не пом­ню. Кир­гиз ры­бак ме­ня спас. Он до­бежал в чем был до се­реди­ны пру­да и вы­тащил ме­ня на бе­рег, выт­ряxнул из ме­ня во­ду, ко­торой я ус­пел наг­ло­тать­ся. Ще­тин­ка был очень не­дово­лен мной:- "Не толь­ко ры­бу не пой­ма­ли, а и из за те­бя мог обе­да ли­шить­ся!"

- А что бы ты ска­зал вос­пи­татель­ни­це, ес­ли бы я уто­нул?

- Я его учил пла­вать, а он ис­пу­гал­ся ля­гушен­ка, ко­торо­го я ку­пал в во­де. Из­вес­тно, что ля­гуша­та сни­ма­ют бо­родав­ки. Я им ле­чу ре­бят за пай­ку хле­ба. Он сам по­шел на дно, что­бы до­бежать до бе­рега и по­жало­вать­ся сво­ей ма­ме.

Мед­ные тру­бы

Мои мед­ные тру­бы это не тру­бы сла­вы. Это бы­ли нас­то­ящие мед­ные и ла­туные тру­бы, ис­поль­зу­емые для из­го­тов­ле­ния гильз или по­лив­ки по­лей. Я пос­ту­пил рaбо­тать под­ручным прес­совщи­ка на коль­чу­гин­ский за­вод  по об­ра­бот­ке цвет­ных ме­тал­лов дав­ле­ни­ем. Мо­ей за­дачей бы­ло под­це­пить длин­ным ме­тал­ли­чес­ким прут­ком рас­ка­лен­ный до бе­лого све­чения прес­соста­ток и от­бро­сить его от гид­равли­чес­ко­го прес­са в спе­ци­аль­ный ящик для прес­состат­ков. Все прос­то, но ког­да за смeну этот про­цесс на­до пов­то­рить 400 раз, а прес­совщик ко­ман­ду­ет: по­торо­пись ина­че не вы­пол­ним нор­му. Есть та­кая по­говор­ка: пот зас­ти­ла­ет гла­за. Я не по­нимал рань­ше смыс­ла этой по­говор­ки. Ру­кави­цами я каж­дые три ми­нуты про­тирал свои гла­за, бо­лела спи­на, под­ги­бались но­ги. Я спро­сил у прес­совщи­ка: что де­лать со спи­ной- не мо­гу ра­зог­нуть­ся. Он от­ве­тил: нуж­на при­выч­ка, до свадь­бы за­живет! Я по­думал до ка­кой свадь­бы за­живет, ког­да я не мо­гу пой­ти в клуб на тан­цы: но­ги под­ги­ба­ют­ся от ус­та­лос­ти. Труд сде­лал из обезь­яны че­лове­ка, а вот o ра­ботe у гид­равли­чес­ко­го труб­но­го прес­са та­кого не ска­жешь! Та­кая ра­бота сво­ей бе­зис­ходностью мо­жет че­лове­ка прев­ра­тить в горь­кую пь­яни­цу, ко­торый бу­дет по­хуже лю­бой обезь­яны. Прес­совщик по­жало­вал­ся мне, что пос­ле ре­мес­ленно­го учи­лища он мно­го лет по­рабо­тал на мо­ем ра­бочем мес­те. А ведь ку­пец А. Г. Коль­чу­гин, ко­торый ос­но­вал этот за­вод в 1871 го­ду, пла­тил за тя­желый труд боль­шие день­ги, а те­перь пла­тят не за труд, а за от­ветс­твен­ность за сох­ранность обо­рудо­вания: глав­ный прес­совщик, це­ховой мас­тер по­луча­ют ку­да боль­ше раз­но­рабо­чего, на ко­тором дер­жится вся це­ховая ра­бота. Так что вы­бирай­ся в на­чаль­ство, учись!

- А Вы по­чему не учи­лись?

-  Мне мой отец со­вето­вал: мы по­томс­твен­ные киржaчские ра­бочие- са­мовар­щи­ки. Нас приг­ла­сил на свой коль­чу­гин­ский за­вод еще ку­пец  А. Г. Коль­чу­гин. Ос­та­вай­ся по­томс­твен­ным ра­бочим: не в свою лу­жу не са­дись! Эта лу­жа те­перь не пер­вой све­жес­ти. Там жи­вут од­ни пи­яв­ки. Они-то со­сали кровь из на­шего ди­рек­то­ра Ев­ге­ния Ива­нови­ча Пар­хо­мен­ко.  Мы его лю­били. Он ста­рал­ся для ра­бочих: ор­га­низо­вал дом от­ды­ха "Ко­пыл­ки", за­кон­чил стро­итель­ство лвор­ца куль­ту­ры, дву­хэтаж­ной ба­ни. В 1937 го­ду его расс­тре­ляли, как рас­трат­чи­ка и вра­га на­рода. Ди­рек­то­ром прис­ла­ли нам Пет­ра Фа­де­ича Ло­маку. Мы его не лю­били. Ког­да из Мос­квы прис­ла­ли ко­мис­сию во гла­ве с Бо­рисом Ми­хай­ло­вичем Жор­но и ко­мис­сия шла по на­шему це­ху, то на Ло­маку сбро­сили вед­ро с со­ляр­кой с це­хово­го мос­то­вого кра­на. Вед­ро про­лете­ло ми­мо и этот слу­чай за­мяли по прось­бе Ло­маки,  ко­торый ждал пе­рево­да в Мос­кву на дол­жность зам­нарко­ма.

Да я еще по­верил в то, что уче­ние Мар­кса Ле­нина вер­но: ра­бочий класс это ге­гемон и ему при­над­ле­жит все! Те­перь то я по­нял: ни Маркс, ни Ле­нин не бы­ли в шку­ре ра­боче­го. Их ру­ки не зна­ют мо­золей от ра­боты. Бес­плат­ная ме­дици­на, oбу­чение, де­шевая квар­ти­ра- соз­да­ны за счет ни­щен­ской пла­ты за наш труд. Их уче­ние есть об­ман для прик­ры­тия жес­то­кой экс­плу­ата­ции го­сударс­твом без­за­щит­но­го ра­ба, ли­шен­но­го пра­ва на про­тест! Ког­да ра­бочий тру­дит­ся на чес­тно­го пред­при­нима­теля, то у не­го воз­ни­ка­ет чувс­тво соп­ри­час­тнос­ти к об­ще­му с хо­зя­ином де­ле. Нет у ра­боче­го клас­со­вой не­навис­ти к яко­бы его экс­плу­ата­тору. Кон­ку­рен­ция на рын­ке то­варов и ус­луг тол­ка­ет их к объ­еди­нению. Хо­зя­ин и ра­бочий не хо­тят ра­зоре­ния, бан­кротс­тва, ги­бели их тру­да. Ког­да ра­бочий тру­дит­ся на го­сударс­твен­ном пред­при­ятии, ру­ково­димым прис­ланным уп­равлен­цем, то воз­ни­ка­ет не­нависть к уп­равлен­цу, как над­смотрщи­ку за ра­бами. За­висть ту­не­яд­ца есть та си­ла, ко­торая пи­та­ет на­ци­она­лизм, тер­ро­ризм, ком­му­низм.