НИНЕТКА

Ел бы хлеб, да не­ту со­ли, 
Ел бы соль, да хле­ба нет.
Снег рас­та­ет в чис­том по­ле, 
По­рас­тет по­лынью след.

   /Ар­се­ний Тар­ков­ский, "Пор­тной из Ль­во­ва"/

- Ни­нет­ка-ра­нет­ка, а ну-ка по­вер­нись! - Ду­ся одер­ги­ва­ет блуз­ку по зад­не­му шву, дер­га­ет ру­кава на­перед, зас­те­гива­ет пу­гов­ку на ман­же­те. Ни­нет­ка по­вора­чива­ет­ся, нак­ло­ня­ет­ся, под­ни­ма­ет и опус­ка­ет ру­ки. Она зна­ет - те­тя Ду­ся сде­ла­ет в точ­ности как в бу­тике ви­сит, за шесть­сот дол­ла­ров блу­зоч­ка, не ви­дели? И рю­шеч­ки, и прош­вочки, и за­щипи­ки - все пов­то­рит, и лей­блу пришь­ет, не от­ли­чишь, хоть где по­казы­вай. И за все-про все двес­ти дол­ла­ров, пло­хо ли? А Гриш­ке ска­жу - из бу­тика, за шесть­сот, вмес­те прис­мотре­ли, не пом­нишь раз­ве?! го­ни баб­ки! И при­гонит, он та­кой. Че­тырес­та дол­ла­ров день­ги не­боль­шие, а свои, от­чи­тывать­ся за них не на­до. А по­ка что у нас ча­епи­тие в Мы­тищах, с те­ти Ду­синым ва­рень­ем. Те­тя Ду­ся всех пос­то­ян­ных кли­ен­ток уго­ща­ет ча­ем со сво­ими фир­менны­ми ва­рень­ями. Рас­ки­нет ска­терть крыль­ями над круг­лым сто­лом, и буд­то и не бы­ло ни­чего, опять - ле­то, ско­ро на да­чу по­едем, ва­ренье ва­рить. Не­бось не за­были еще?

Ва­ренье из ра­неток, кис­ло-слад­кое, стек­ло­вид­ное, ро­зово-жел­тое. Ра­нет­ки проз­рачные, слад­кие, на тон­ких хвос­ти­ках. Возь­мешь в рот, стя­нешь зу­бами ко­жур­ку с нем­ножком мя­коти, по­том раз­жу­ешь ма­лень­кие се­меч­ки, и запь­ешь го­рячим креп­ким ча­ем - ах, как хо­рошо! Что мо­жет срав­нить­ся с ва­рень­ем из ра­неток? По­жалуй, толь­ко кры­жовен­ное ва­ренье. Ес­ли сва­рено пра­виль­но, с по­нима­ни­ем про­цес­са, то оно ко­рич­не­во-зе­леное, не гус­тое, и все кры­жови­ны пла­ва­ют в этом проз­рачном си­ропе це­лехонь­кие, да­же пу­шок на них сох­ра­ня­ет­ся.

Вы­да­ющи­еся мас­те­рицы, вот как те­тя Ду­ся, ва­рят ко­ролев­ское кры­жовен­ное ва­ренье. От обыч­но­го оно от­ли­ча­ет­ся тем, что в каж­дую ягод­ку вкла­дыва­ет­ся ку­сочек грец­ко­го оре­ха. Вкус у это­го ва­ренья нас­толь­ко не­обы­чен, что я да­же зат­рудня­юсь по­доб­рать срав­не­ние, но по­верь­те мне на сло­во - вкус­но, очень вкус­но! Та­кое ва­ренье по­да­ют на спе­ци­аль­ных ма­лень­ких фар­фо­ровых та­релоч­ках - ро­зет­ках, едят его се­реб­ря­ными ло­жеч­ка­ми, за­пива­ют го­рячим ча­ем с ли­моном. К чаю пе­кут­ся бе­лые ду­ховые бу­лоч­ки, пух­лые, ру­мяные от­то­го, что пе­ред тем как за­сунуть в ду­хов­ку, их сма­зыва­ют я­ич­ным жел­тком. Стол к чаю нак­ры­ва­ют бе­лой нак­рахма­лен­ной ска­тертью, чай по­да­ют в боль­ших чаш­ках тон­ко­го бе­лого фар­фо­ра. За та­ким сто­лом не грех вы­пить по рю­моч­ке клюк­венно­го ли­кера, а под хо­роший раз­го­вор мож­но и еще по од­ной, и еще.  А пос­ле треть­ей рю­моч­ки на­чина­ет­ся ду­шев­ный раз­го­вор. Все об­го­ворят, все об­су­дят: и му­жей, и де­тей, и со­седей, и ко­тов с кош­ка­ми. На­гово­рят­ся всласть, выпь­ют на по­сошок, и ра­зой­дут­ся - до сле­ду­ющей при­мер­ки. 

У те­ти Ду­си все шь­ют, ну все ко­го Ни­нет­ка зна­ет, кто та­су­ет­ся. Иног­да встре­ча­ют­ся в две­рях. В та­ких слу­ча­ях по­лага­ет­ся ах­нуть, рас­це­ловать­ся в воз­дух, ще­ка к ще­ке, и хо­ду в раз­ные сто­роны. Шитье - де­ло ин­тимное, здесь ком­па­ния ни к че­му. У те­ти Ду­си все сек­ре­ты как в швей­цар­ском бан­ке зап­ря­таны, она ни с кем ни де­лит­ся. Слу­чая не бы­ло, что­бы хоть что-то на­лево уш­ло, ну хоть ка­кая-то ин­форма­ция. К при­меру, что­бы муж уз­нал, как биз­нес-пар­тнер его же за­кон­ную гре­бет, или до свек­ру­хи дош­ло, что о ней не­вес­тка ду­ма­ет. А ведь обе у те­ти Ду­си шь­ют, чай пь­ют. По­это­му с ней кли­ен­тки и де­лят­ся, что на­деж­нее, чем у пси­хо­ана­лити­ка, жур­нал-то она не ве­дет. Или ве­дет? Ну да   Б-г с ней, ес­ли и ве­дет, ник­то это­го ни­ког­да не чи­тал и не ви­дел да­же, зна­чит, счи­тай что не­ту. 
Ни­нет­ка спус­ка­ет­ся в лиф­те с Ду­сино­го эта­жа, об­ли­зыва­ет слад­кие клюк­венные гу­бы. Блуз­ка бу­дет го­това зав­тра, пос­ле обе­да. Те­тя Ду­ся упа­ку­ет ее в фир­менный па­кет, у нее все есть, от всех бу­тиков, что в Пас­са­же. Ни­нет­ка за­едет меж­ду мас­са­жем и тен­ни­сом, за­берет, а ве­чером предь­явит Гриш­ке. Он не жад­ный, Гриш­ка, все ак­ку­рат­но проп­ла­чива­ет, и мас­саж, и тен­нис, и пси­хо­ана­лити­ка, и на кар­манные рас­хо­ды, но на­лич­ных все рав­но не хва­та­ет. Так что те­тя Ду­ся очень, очень кста­ти.

* * *

Ду­ся ве­зучая, что го­ворить. Как при­еха­ли с деть­ми в Мос­кву,  жи­ли на квар­ти­рах. На од­ной, на вто­рой, на треть­ей. Вся­кий раз вы­ходи­ло так, что на­до с квар­ти­ры вско­рос­ти съ­ез­жать. То хо­зяй­кин муж на­чинал к Ду­се прис­тра­ивать­ся, и та их со скан­да­лом вы­гоня­ла. То сын свя­зал­ся с пло­хой ком­па­ни­ей во дво­ре и те его к нар­ко­тикам при­учи­ли. Сь­еха­ли с квар­ти­ры, да поз­дно бы­ло, сын плот­но под­сел. Вро­де он не ко­лет­ся, толь­ко на таб­летках, а бро­сить сам  не мо­жет. Те­перь Ду­ся его ле­чит, в спе­ци­аль­ную кли­нику ус­тро­ила, и пла­тить ни­чего не на­до, за ка­зен­ный счет. По­вез­ло ей опять, хо­тя как-то не­оче­вид­но, не сра­зу. Ни­нет­ка тог­да уже Ти­мура наш­ла, или это он ее на­вел? Ну, не важ­но кто пер­вый, а толь­ко Ти­мур ее на до­рогу и вы­вел.

Ду­ся к то­му вре­мени  уже наб­ра­ла кли­ен­ту­ру, до­воль­но об­ширную, у нее и швея бы­ла на­нята на под­хват, она ей по ча­сам пла­тила. Тут Ти­мур­чик и на­рисо­вал­ся, че­рез ка­кую-то кли­ен­тку на нее вы­шел. За­казал ей на про­бу, как сей­час пом­нится, ка­кой-то си­ний ба­лахон с се­реб­ря­ными блес­тка­ми. Она за один ве­чер этот ба­лахон сос­тро­чила, а блес­тки ее швея за ночь на­шила на жи­вую нит­ку. Ти­муру пон­ра­вилось. Что глав­ное - быс­тро и то, что он хо­тел. А там от­делка, де­тали - это ему не так уж важ­но, из за­ла не вид­но.   Он стал ей за­казы да­вать на по­шив сце­ничес­кой одеж­ды, и пла­тил хо­рошо, пять­де­сят дол­ла­ров за "вы­ход". А "вы­ход" - это все что угод­но мо­жет быть, хоть тру­сы, хоть май­ка, хоть платье кон­цер­тное. Но кто же те­перь в плать­ях выс­ту­па­ет. Все в тру­сах по  сце­не пры­га­ют, и май­ки не всег­да оде­ва­ют. И де­ло пош­ло.

Те­перь у Ду­си пять мас­те­риц над ма­шин­ка­ми гнут­ся, за­казы ва­лом идут. К осо­бо важ­ным кли­ен­там ее на дом вы­зыва­ют. Ин­те­рес­но бы­ва­ет. Не­кото­рые, хоть и зна­мени­тые, а сов­сем прос­тые, те­тей Ду­сей на­зыва­ют и ча­ем уго­ща­ют. К од­ной при­еха­ла, а у нее то ли муж, то ли ха­халь - ге­нерал, нас­то­ящий, у них да­чу по все­му за­бору сол­да­ты ох­ра­ня­ют. Так она зво­нит по те­лефо­ну: пост но­мер три, при­неси­те мне чаю! И смот­ришь, че­рез пять ми­нут сол­да­тик в дверь скре­бет­ся, на под­но­се чай та­щит, в се­реб­ря­ных под­ста­кан­ни­ках, вид­но, еще со ста­рого вре­мени ос­та­лись.

Да, мас­те­рицы -то гнут­ся, а квар­ти­ры сво­ей так и нет, на сь­еме Ду­ся жи­вет. Она внес­ла на но­вое стро­итель­ство, на че­тырех­комнат­ную за коль­це­вой до­рогой, но как то не­надеж­но это все выг­ля­дит. Уже тре­тий год как строй­ка идет, и кон­ца не вид­но, а день­ги каж­дый раз доп­ла­чивать при­ходит­ся - та­кой взнос, ся­кой взнос. Ез­ди­ли они с доч­кой ис­кать эту строй­ку, да так и не наш­ли. Опять в дверь зво­нят.

-  Здравс­твуй­те, Ди­на Пав­ловна

- Здравс­твуй­те, - Ду­ся сто­ит в две­рях, дер­жится за ра­му, но муж­чи­ны, двое,  нас­той­чи­во идут впе­ред,  в квар­ти­ру, и ей ни­чего не ос­та­ет­ся, как пос­то­ронить­ся. Они про­ходят в при­хожую, оба ка­кие-то оди­нако­вые, как су­шеная воб­ла на ве­ревоч­ке, ос­та­нав­ли­ва­ют­ся, и тот, что пос­тарше, спра­шива­ет:

- Так где мы мо­жем по­гово­рить? Не хо­телось бы ме­шать Ва­шим ра­бот­ни­цам.

Ду­ся, не удив­ля­ясь, не за­давая ни­каких воп­ро­сов,  ве­дет их к се­бе в ком­натку. Там все за­веша­но не­закон­ченны­ми за­каза­ми, зас­тавле­но ко­роб­ка­ми с тесь­мой, пу­гови­цами, кру­жева­ми и дру­гими швей­ны­ми ак­сессу­ара­ми, но есть сто­лик, и два сту­ла, и крес­ло, так что мож­но раз­местить­ся. Она пред­ла­га­ет гос­тям при­сесть, а те и без то­го уже усе­лись и, осо­бо не це­ремо­нясь, раз­гля­дыва­ют ком­натку и Ни­нет­ку так, как буд­то они ску­ча­ющие ту­рис­ты, а пе­ред ни­ми му­зей­ные эк­спо­наты в за­пылен­ных вит­ри­нах.

Ду­ся са­дит­ся на сво­бод­ный стул и го­ворит:

- Я вас слу­шаю.

Стар­ший муж­чи­на пе­рег­ля­дыва­ет­ся с мо­лодым, дос­та­ет из кар­ма­на пач­ку "Кен­та", за­кури­ва­ет и  спра­шива­ет:

- Ди­на Пав­ловна, а где сей­час Ваш сын?

Ду­ся сра­зу пу­га­ет­ся так, что у нее на­чина­ет дер­гать­ся ле­вое ве­ко. Она ста­новит­ся по­хожа на сну­лую ку­рицу, и, по-ку­рино­му ны­ряя го­ловой вниз, от­ве­ча­ет:

- Он в ин­сти­туте, на за­няти­ях, а по­чему Вы спра­шива­ете? Что-ни­будь слу­чилось?

Стар­ший ви­зитер вы­пус­ка­ет дым в сто­рону, ма­шет ру­кой пе­ред ли­цом, но в ма­лень­кой ком­натке дым раз­го­нять не­куда, и от­ве­ча­ет:

- На­де­юсь, что ни­чего серь­ез­но­го, толь­ко в ин­сти­туте Ва­шего сы­на сей­час нет.

"Все шитье мне за­коп­тит, на­до бу­дет по­том про­вет­рить на бал­ко­не, - ду­ма­ет Ду­ся и спох­ва­тыва­ет­ся, - Гос­по­ди, о чем же я ду­маю, глу­пая ду­ся?" Она пу­га­ет­ся еще боль­ше, втя­гива­ет го­лову в пле­чи и про­из­но­сит:

- Так вы на­вер­ное зна­ете, где мой сын? Вы ведь по­это­му и приш­ли, да? Так где же мой сын?

- Он у нас, в от­де­ле по борь­бе с рас­простра­нени­ем нар­ко­тиков. - Стар­ший ста­вит точ­ку и за­мол­ка­ет, и Ду­ся ви­дит, как он ждет, что она сей­час зак­ри­чит, и зап­ла­чет, и нач­нет про­сить за сы­на. Он смот­рит на нее свер­ху вниз и ждет, ждет, а она мол­чит, ле­вое ве­ко дер­га­ет­ся, го­лова еще глуб­же уш­ла в пле­чи. Ду­ся со­пит, ду­ма­ет:

- Вот кто при­шел. И все-то они зна­ют. И про ра­бот­ниц, и про имя. По пас­порту я и прав­да Ди­на, ду­сей муж звал по пер­вости, а по­том и де­ти, а уж поз­же все так ста­ли звать, и ста­ло это мое имя. Мать дев­чонкой в Таш­кент при­еха­ла, они из Прос­ку­рова, из ямы выс­ко­чили, а по­том за Пав­ла Бел­ки­на, кан­то­нис­то­ва вну­ка, за­муж выш­ла. Ди­на я, Ди­на Бел­ки­на, а вам не все рав­но?

Па­уза за­тяги­ва­ет­ся; стар­ший, ус­тав ждать, хло­па­ет ла­донью по сто­лу, так что да­же мо­лодой вздра­гива­ет, не го­воря о Ду­се. Та прос­то под­пры­гива­ет вмес­те со сту­лом, но упор­но мол­чит. На­конец стар­ший раз­дра­жен­но про­из­но­сит:

- Итак, ваш сын у нас, и у не­го серь­ез­ные проб­ле­мы. Прос­то очень серь­ез­ные, и толь­ко он сам мо­жет по­мочь се­бе их раз­ре­шить.

Тут он опять де­ла­ет па­узу, но уже не та­кую длин­ную, не на­де­ет­ся на Ду­сю, что она по­даст реп­ли­ку. А она и не по­да­ет, по­мал­ки­ва­ет се­бе, да­ет ему выс­ка­зать­ся, про­явить се­бя. Сын у нее в са­мом де­ле нар­ко­ман, это она зна­ет, но таб­ле­точ­ный, "ко­лес­ный", не ко­лет­ся. И Ду­ся не ко­лет­ся, ждет, че­го ска­жут. Стар­ший ус­та­ло трет лоб, ог­ля­дыва­ет­ся, ку­да бы стрях­нуть пе­пел (Ду­ся под­став­ля­ет ему хрус­таль­ную ту­фель­ку-пе­пель­ни­цу) и про­из­но­сит глав­ное, за­чем собс­твен­но и при­шел:

- Мы хо­тим, что­бы ваш сын нам по­мог, на­вел на пос­тавщи­ков, у ко­го он то­вар бе­рет. По­гово­рите с ним, пов­ли­яй­те, а то он упорс­тву­ет в сво­ем не­нуж­ном заб­лужде­нии и сот­рудни­чать с на­ми от­ка­зыва­ет­ся.

- Те­перь по­нят­но, че­го вам на­до, - Ду­ся от­ки­дыва­ет­ся на спин­ку сту­ла, вы­вин­чи­ва­ет го­лову из плеч, и ус­та­ло, но со­вер­шенно спо­кой­но го­ворит, - Тут вы ма­ху да­ли. Сын мой ни с кем не ко­опе­риру­ет­ся, ни у ко­го ни­чего не бе­рет. Он в ап­те­ке за уг­лом от­кры­то таб­летки по­купа­ет, да вы са­ми зна­ете ка­кие, их без ре­цеп­та про­да­ют, и из них се­бе зелье и го­товит. Не на­до ему ни­каких пос­тавщи­ков, у не­го го­сударс­тво пос­тавщик. Ни­чего у не­го нет, и в до­ме у нас то­же ни­чего нет, ес­ли толь­ко вы с со­бой не при­нес­ли.

Гос­ти пе­рег­ля­дыва­ют­ся, стар­ший га­сит си­гарет­ку  в ту­фель­ке, они вста­ют, про­ща­ют­ся и ухо­дят. Уже в две­рях мо­лодой сот­рудник по­вора­чива­ет­ся к Ду­се и го­ворит, про­тяги­вая ви­зит­ку:

- Ес­ли хо­тите, мо­гу по­мочь ус­тро­ить его на ле­чение в хо­рошую кли­нику. Поз­во­ните мне, вот мой те­лефон. Сын се­год­ня при­дет, не бес­по­кой­тесь.

Ду­ся бе­рет ви­зит­ку, про­ща­ет­ся и зак­ры­ва­ет дверь. Она воз­вра­ща­ет­ся к се­бе в ком­на­ту, са­дит­ся на стул,  бе­рет бы­чок из ту­фель­ки, чир­ка­ет за­бытой на сто­ле за­жигал­кой, жад­но за­тяги­ва­ет­ся. Дав­но, дав­но не ку­рила, бе­рег­ла здо­ровье, все для это­го га­дены­ша. Лад­но, пих­ну его в ле­чеб­ни­цу, ко­му-то ведь они по­мога­ют. Все-все, га­сит она оку­рок, ма­шет ру­кой пе­ред со­бой, раз­го­няя дым; вста­ет, от­кры­ва­ет ок­но, вы­носит пе­пель­ни­цу на кух­ню. Ос­та­нав­ли­ва­ет­ся пе­ред вед­ром, сто­ит, смот­рит в сте­ну, за­бытая пе­пель­ни­ца дро­жит в ее ру­ке.

* * *

Рань­ше, до Мос­квы, Ду­ся жи­ла в Таш­кенте, у нее там был боль­шой прох­ладный дом, и муж, и де­ти, сын и доч­ка, во дво­ре рос­ли аб­ри­косы, гра­нат. Она ра­бота­ла в ателье, зак­рой­щи­цей, а муж на ав­то­базе, в кон­то­ре. Хо­рошо жи­ли, не ху­же лю­дей, по­ка не нас­та­ли  де­вянос­тые го­ды. За­каз­чи­цы разь­еха­лись на все че­тыре сто­роны, кто в Рос­сию или Аме­рику, кто в Гер­ма­нию или Из­ра­иль и ателье зак­ры­лось, а за ним и ав­то­база. Жить ста­ло не на что и как-то не­уют­но. Ник­то их осо­бо не гнал, а толь­ко все вок­руг вдруг на­чало ме­нять­ся так быс­тро, что ус­пе­вай за­мечать, и вско­рос­ти ока­залась Ду­ся у се­бя до­ма, ни­куда не вы­ез­жая,  в дру­гой стра­не, ма­ло ей под­хо­дящей. Тог­да и ре­шила она - ехать на­до! А ку­да ? да до­мой, в Рос­сию, тем бо­лее зо­вут, вон по те­леку на всех ка­налах пре­зидент жел­ва­ки го­ня­ет - вста­вай­те, лю­ди рус­ские! Иди­те до­мой, Ро­дина-мать зо­вет. Ну лад­но, вста­ли пош­ли.

Да­ли им нап­равле­ние в де­рев­ню, в Смо­лен­скую об­ласть. При­еха­ли они, а там, да­ром что Ев­ро­па, а ди­кость та­кая, что жить нель­зя. Га­за нет, те­лефо­на нет, во­доп­ро­вода нет, ка­нали­зации нет, элек­три­чес­тво по ча­сам. Ра­бота есть, но де­нег поч­ти не пла­тят, все жи­вут сво­им хо­зяй­ством, а у них ка­кое хо­зяй­ство? Вы­дели­ли им бро­шен­ный дом, так его ре­мон­ти­ровать лег­че но­вый пос­тро­ить. И все пь­ют, и муж­чи­ны, и жен­щи­ны, и под­рос­тки. По­жили они не­кото­рое вре­мя, пог­ля­дели на это на все и ре­шили у­ез­жать по­ка не за­тяну­ло.

Муж вер­нулся в Таш­кент, бла­го дом не про­дали, а Ду­ся с деть­ми по­дались в Мос­кву, у нее там сес­тра тро­юрод­ная наш­лась, при­юти­ла на пер­вое вре­мя. С тех са­мых пор они жи­вут с му­жем врозь, он и не при­ез­жал ни ра­зу их про­ведать. Ду­ся от не­го и от­выкла уже, стран­но да­же, столь­ко про­жили и как мок­рой тряп­кой кто-то часть жиз­ни стер. Да она и за­нята очень, шитье, де­ти, за­каз­чи­цы, шоу-биз­нес с Ти­муром, пе­чалить­ся вре­мени нет.

Не­замет­но, как лег­кий вздох,  про­лете­ли семь лет, биб­лей­ский срок. Семь лет слу­жил И­аков за Ра­хиль, а в сва­деб­ную ночь ему под­су­нули ее нек­ра­сивую сес­тру Лею. Так и Ду­ся, семь лет от­жи­ла в Мос­кве, и у нее об­на­ружи­лась ме­лано­ма. На спи­не, на заг­ривке, что всег­да тор­чит из-под лю­бого платья.  Да она и не ду­мала ни­ког­да, не прик­ры­вала, хо­дила в са­рафа­нах, пек­лась-жа­рилась на таш­кент­ском сол­нце, и ни­чего. А здесь, в мос­ков­ской пе­ремен­чи­вой по­годе, слу­чилось.

Так Ду­се жал­ко се­бя ста­ло. Как же это, толь­ко жить на­чала, на но­ги ста­ла, в сто­лице ук­ре­пилась, и с ра­ботой все хо­рошо, ах, бед­ная я, бед­ная я Ду­ся! Си­рота я горь­кая, ни ма­мы, ни па­пы, ни му­жа, ни лю­бов­ни­ка, и по­жалеть ме­ня не­кому, нес­час­тная я, бед­ная я Ду­ся! Так она поп­ла­кала, по­жали­лась са­ма се­бе, да и ста­ла ле­чить­ся: де­ти еще не на кры­ле, и квар­ти­ры нет, и во­об­ще по­мирать  не­охо­та. Опять же ве­зучая она Ду­ся - в Мос­кве это слу­чилось, не в смо­лен­ском се­ле, и не в ази­ат­ских пу­чинах. Сде­лали Ду­се опе­рацию, по­том хи­мию, по­том об­лу­чение. Вро­де бы ос­та­нови­ли эту за­разу. Тут  Ти­мур­чик про­ник­ся, чувс­тви­тель­ный он па­рень, и сде­лал ей по­дарок - тур в Ита­лию на де­сять дней.

Ду­ся сро­ду за гра­ницей не бы­ла, ну раз­ве что Таш­кент те­перь мож­но зас­чи­тать за заг­ра­ницу. Она со­бира­лась в до­рогу с ра­достью. Одеть осо­бен­но не­чего бы­ло, дру­гим она шь­ет, а на се­бя вре­мени нет. Ду­ся по­еха­ла на ры­нок, ку­пила джин­сы, слак­сы, шор­ты, ку­чу вся­ких ма­ек, па­ру блу­зок с длин­ным ру­кавом, крос­совки, лет­нею кру­жев­ную шаль пле­чи прик­ры­вать, шля­пу. Уло­жила все в до­рож­ную сум­ку, до­бави­ла взя­тый у доч­ки фо­то­ап­па­рат и по­лете­ла - в Рим! Вы толь­ко по­думай­те - Рим!

Ита­лия, мяг­кая, теп­лая, шел­ко­вис­тая как ста­рин­ный га­бар­дин, так и хо­чет­ся при­лас­кать. Ду­ся и лас­ка­ла: до­лины и го­ры, лу­га и мо­ре, до­ма и двор­цы. Ве­неция (ма­ма род­ная, не­уж­то на са­мом де­ле?! Ущип­ни­те ме­ня, нет, не на­до, не хо­чу про­сыпать­ся!), во­да прос­ту­па­ет из-под кам­ней на пло­щади Свя­того Мар­ка. Фло­рен­ция, Ве­рона, Си­ена, Ор­ви­ето, Не­аполь, Пом­пеи. Сло­ва на язы­ке как слад­кая спе­лая виш­ня ка­та­ют­ся, од­но дру­гого луч­ше. Гос­по­ди твоя во­ля, как же ты ре­ша­ешь, ко­му ро­дить­ся в Ум­брии, а ко­му на Там­бовщи­не? Кос­ти бро­са­ешь, как ча­ев­ни­ки в таш­кент­ском ду­хане? Че­го ж мне не по­фар­ти­ло?

В Си­ене Ду­ся наб­ре­ла на ма­лень­кий ма­газин­чик. Дверь на ули­цу бы­ла от­кры­та, а Ду­ся ус­та­ла, все в го­ру да в го­ру, ну и заш­ла. Смот­рит, пус­тая ком­на­та, ни­кого нет, ос­ве­щение жел­тое,  мяг­кое, от лам­пы из цвет­но­го стек­ла, а в ма­газин­чи­ке  весь то­вар - от­крыт­ки. Рас­став­ле­ны по пол­кам, боль­шие и ма­лень­кие,  ра­моч­ки на них на­рисо­ваны зо­лотом с ру­бином, кра­сивые, с за­витуш­ка­ми, а в за­витуш­ках птич­ки, и листья, и ви­ног­радные гроздья. А пос­ре­дине текст ка­кой-то, кра­сивы­ми бук­ва­ми на не­понят­ном Ду­се язы­ке. Не ла­тин­ские бук­вы и не ки­рил­ли­ца. Ду­ся заг­ля­нула в бо­ковую дверь, а там нес­та­рый еще муж­чи­на, ху­дой, чер­но­воло­сый, си­дит за сто­лом, ма­ка­ет пе­рыш­ко в ба­ноч­ку с жид­ким зо­лотом, и ри­су­ет но­вую от­крыт­ку. Поз­до­рова­лись, ста­ли раз­го­вари­вать, и ока­залось что Ду­ся все по­нима­ет, что муж­чи­на го­ворит, хоть и язы­ка не зна­ет. И го­ворит он о том, что зо­вут его Эвен Ка­редиа и эти от­крыт­ки - ев­рей­ские, в ста­рин­ном сти­ле, по­это­му на них нет изоб­ра­жений лю­дей, толь­ко винь­ет­ки и сло­ва.

- Что же за сло­ва, - спро­сила Ду­ся, - доб­рые по­жела­ния к праз­дни­кам?

- Есть и та­кие, - от­ве­тил муж­чи­на, - но по боль­шей час­ти это от­рывки из ев­рей­ской биб­лии. Вот на этой от­крыт­ке, - и он взял од­ну боль­шую, раз­ме­ром со школь­ную тет­радку, - на­писа­но: "...нас­ту­пило ут­ро, и за­пели пти­цы. Се­год­ня бу­дет хо­роший день".

Ду­ся ку­пила от­крыт­ку, поп­ро­щалась и уш­ла.

- По­вешу до­ма в ра­моч­ке над кро­ватью, - ду­мала она, - каж­дое ут­ро бу­ду ви­деть по­ющих пти­чек и ждать хо­роше­го дня.
 
* * *
 

В кон­це ули­цы Ду­ся по­вер­ну­ла на­лево и ока­залась на ма­лень­кой пло­щади, от ко­торой лу­чами от­хо­дило че­тыре улоч­ки. Че­рез пло­щадь, на сте­не до­ма бы­ла ус­тро­ена мра­мор­ная ча­ша, в нее из по­зеле­нев­ше­го брон­зо­вого кра­на в ви­де ль­ви­ной мор­ды то­нень­кой струй­кой тек­ла во­да. Над ча­шей, скло­нив­шись, сто­яла Ни­нет­ка и пи­ла во­ду из при­гор­шни. Ду­ся зас­ме­ялась, по­дош­ла к Ни­нет­ке, та об­ра­дован­но вскрик­ну­ла, они об­ня­лись и ра­зом за­гово­рили:

- Ой, как ты здесь?! На­до же, ка­кая встре­ча, те­сен мир!

- Мне Гриш­ка ку­пил ин­ди­виду­аль­ный тур, ва­ли, го­ворит, из Мос­квы, у не­го там зак­ру­тилось что-то серь­ез­ное, мне, го­ворит, спо­кой­нее бу­дет, ес­ли ты по Ита­лии по­ката­ешь­ся, и без оп­ре­делен­но­го мар­шру­та. Де­нег дал, тра­чу-тра­чу, а все есть!

- А мне Ти­мур пу­тев­ку ку­пил, тур, во­семь го­родов вклю­чено, и на­до же, что­бы имен­но в эту ми­нуту, здесь, на пло­щади, ты ока­залась! То есть не зай­ди я в ма­газин­чик, или за­дер­жись там на па­ру ми­нут доль­ше, и мы бы уже не встре­тились, - Ду­ся пог­ла­дила Ни­нет­ку по пле­чу. - Ты смот­ри, и блу­зоч­ка моя при­годи­лась. Как же я ра­да те­бя ви­деть, буд­то я сно­ва до­ма.

- Пой­дем ку­да-ни­будь, по­сидим, - ска­зала Ни­нет­ка, - у те­бя вре­мя есть? У ме­ня-то на­валом, я ги­да от­пусти­ла на се­год­ня, на­до­ел.

- Есть еще час до ав­то­буса, - ска­зала Ду­ся, - пош­ли вон в тот рес­то­ран­чик, ви­дишь, в пе­ре­ул­ке, за кус­том роз?

Они за­няли сто­лик на ули­це, под на­весом, уви­тым цве­тущи­ми ли­ана­ми, к ним по­дошел офи­ци­ант в длин­ном бе­лом фар­ту­ке, пред­ло­жил по бо­калу кь­ян­ти для на­чала и ме­ню. Они за­каза­ли пас­ту лам­боржи­ни, и еще кь­ян­ти, а по­том мо­роже­ное и ко­фе и все го­вори­ли, го­вори­ли. Пос­ле вто­рого бо­кала кь­ян­ти Ду­ся вдруг опе­чали­лась, за­мол­ча­ла, сор­ва­ла цве­ток с ли­аны, по­дала его Ни­нет­ке:

- Возь­ми от ме­ня, за­суши на па­мять.

- Ты че­го, ка­кую па­мять? - уди­вилась Ни­нет­ка. - В Мос­кве встре­тим­ся, я  к те­бе шить при­ду.

- Это как Б-г даст, - ска­зала Ду­ся. - Как твой Гриш­ка раз­ре­шит свои проб­ле­мы, и как я раз­ре­шу мои.

И она нак­ло­нилась впе­ред, сбро­сила шаль, от­тя­нула во­рот­ник, ткну­ла паль­цем по­ниже шеи и спро­сила:

- Ви­дишь?

Ни­нет­ка пос­мотре­ла - на спи­не, чуть по­ниже бу­гор­ка, где за­кан­чи­ва­ет­ся шея и на­чина­ет­ся собс­твен­но спи­на, вил­ся крас­ный шрам, об­став­ленный с двух сто­рон крас­ны­ми же точ­ка­ми от ско­бок.

- Это ме­лано­ма, - Ду­ся вып­ря­милась, под­тя­нула шаль на мес­то. - Ну че­го ты скис­ла? Выт­ри сле­зы, это не по­вод для пе­чали.

- А что же тог­да по­вод? - утер­ла гла­за Ни­нет­ка.

- Вот ког­да у те­бя мо­локо убе­жит, или у Гриш­ки день­ги кон­чатся, тог­да и пе­чаль­ся, - ска­зала Ду­ся. - А тут плачь не плачь, сле­зами де­лу не по­можешь. Да ни­чего, я в по­ряд­ке. Врач ска­зал, у ме­ня по­зитив­ная ре­ак­ция на ле­чение, я в ре­мис­сии. Лад­но, я пой­ду, по­ра, да­вай об­ни­мем­ся на до­рож­ку. Цве­точек мой бе­реги.

Они об­ня­лись и Ду­ся по­бежа­ла к ав­то­буса, а Ни­нет­ка все си­дела в рес­то­ране, пи­ла кь­ян­ти, пла­кала и очень се­бя жа­лела. На сле­ду­ющий день она вер­ну­лась в Рим, у нее был за­резер­ви­рован двух­комнат­ный но­мер  в у­ют­ном ма­лень­ком оте­ле на виа Кар­ло Аль­бер­то.

* * * 

На ос­та­нов­ке в Ри­ме сто­яло мно­го лю­дей, все они смот­ре­ли в сто­рону, от­ку­да подъ­ез­жа­ли ав­то­бусы, и толь­ко смуг­ло­лицый муж­чи­на и бе­локо­жая де­воч­ка лет шес­ти смот­ре­ли на Ни­нет­ку. Она по­дош­ла, поз­до­рова­лась и спро­сила, на ка­ком ав­то­бусе мож­но до­ехать до Тер­ми­ни?

Ма­лыш­ка спро­сила:

- Что ты здесь де­ла­ешь? За­чем ты при­еха­ла в Рим?

Ни­нет­ка ска­зала:

- Да прос­то пос­мотреть, как и что здесь в Ита­лии. Мне ин­те­рес­но, а здесь очень кра­сиво. Стра­на у те­бя, ма­лыш­ка - прос­то рай зем­ной. Так где я мо­гу ку­пить би­лет на ав­то­бус?

- Пе­рей­ди­те ули­цу, и ви­дите, вон, на уг­лу, ма­лень­кий ки­оск? Вот там и про­да­ют би­леты, - по­казал ру­кой отец де­воч­ки.

- Будь очень ос­то­рож­на, как бу­дешь пе­рехо­дить до­рогу, - де­воч­ка схва­тила Ни­нет­ку за ру­ку, заг­ля­нула тре­вож­но в гла­за. Ма­лень­кая руч­ка же­лез­ным коль­цом ох­ва­тила за­пястье. - По­жалуй­ста, по­жалуй­ста, будь ос­то­рож­на, это очень опас­ный го­род. Я не хо­чу, что­бы с то­бой что-ни­будь слу­чилось.

- Как ты хо­рошо го­воришь по-ан­глий­ски, - уди­вилась Ни­нет­ка.

- Ее мать - ан­гли­чан­ка, и зи­мой она жи­вет в Лон­до­не, хо­дит там в шко­лу. - Отец пог­ла­дил де­воч­ку по го­лове и она раз­жа­ла ру­ку и от­пусти­ла Ни­нет­ку. - Иди­те, ку­пите би­лет и воз­вра­щай­тесь, мы по­кажем, где Вам нуж­но сесть на ав­то­бус.

Ни­нет­ка схо­дила за би­летом, и по­ка она это де­лала, дви­жение на ули­це за­мер­ло -  не еха­ли ни ав­то­бусы, ни ма­шины, и да­же лю­ди не про­ходи­ли по ули­це. Она вер­ну­лась на плат­форму, муж­чи­на что-то ска­зал по-италь­ян­ски, де­воч­ка ти­хо зас­ме­ялась, и по ули­це сно­ва по­еха­ли ма­шины, заз­ву­чали го­лоса.

- Вон Ваш ав­то­бус подъ­ез­жа­ет, - по­казал муж­чи­на, - счас­тли­во!

- По­ка, по­ка! - зак­ри­чала де­воч­ка, - Будь ос­то­рож­на, по­ка! - и они взя­лись за ру­ки и уш­ли из ни­нет­ки­ной жиз­ни, а она се­ла на ав­то­бус и по­еха­ла в гос­ти­ницу. На­до уло­жить ве­щи, зав­тра уле­тать на­зад в Мос­кву. А не хо­чет­ся. Так бы и жи­ла се­бе в Ри­ме, ез­ди­ла на ав­то­бусе, зво­нила де­тям, жда­ла их в гос­ти. А мо­жет быть, это де­ти бы ей зво­нили, и приг­ла­шали в гос­ти. В Мос­кву, в Мос­кву!

* * *
 
В Мос­кве Ни­нет­ка соз­во­нилась с Ду­сей, и да­же хо­тела что-то у нее шить,  да так и не соб­ра­лась. То од­но, то дру­гое, с Гриш­кой проб­ле­мы, пе­дикюр,  мас­саж и про­чая тол­котня и  она па­ру ме­сяцев не зво­нила те­те Ду­се, не до то­го бы­ло.

А по­том те­тя Ду­ся про­пала. Пе­рес­та­ла от­ве­чать на звон­ки. Мо­жет, она и умер­ла, хо­тя мне бы это­го не хо­телось. Прос­то она пе­ре­еха­ла в даль­ние стра­ны, и жи­вет те­перь где-то в глу­хой инос­тран­ной про­вин­ции у си­него-си­него мо­ря. Пос­та­вила ма­шин­ку на сто­лик у ок­на и шь­ет лю­дям по-преж­не­му. Ок­но за­вива­ет хмель, жуж­жат пче­лы, мяг­кое сол­нце зо­лотит ее ру­ки. На спи­не у те­ти Ду­си все прош­ло, как и не бы­ло,  толь­ко шрам вь­ет­ся тон­кой бе­лой нит­кой по­ниже шеи.  От за­каз­чиц у нее от­боя нет.