БЛОКАДНИКИ

День 27 ян­ва­ря 1944 го­да, ког­да бы­ла окон­ча­тель­но сня­та бло­када Ле­нин­гра­да, - свя­щен­ный для каж­до­го, при­час­тно­го к тем 871-ому страш­но­му дню. Пол­сотни выс­то­яв­ших быв­ших бло­кад­ни­ков, жи­вущих ны­не в гер­ман­ском го­роде Штут­гарте,и соз­давших там об­щес­твен­ное объ­еди­нение "Жи­тели бло­кад­но­го Ле­нин­гра­да", раз и нав­сегда ре­шили ни­ког­да не пе­рено­сить на дру­гой день не­дели тра­дици­он­ное тор­жес­твен­ное по­миналь­ное соб­ра­ние, пос­вя­щён­ное сра­зу двум да­там: ведь этот же день яв­ля­ет­ся по пос­та­нов­ле­нию О­ОН так­же Днём жертв Хо­локос­та (27-го ян­ва­ря 1945 го­да Крас­ная Ар­мия ос­во­боди­ла кон­цла­герь Ос­венцим.

При­со­еди­ним­ся же к ним!

Эта под­борка "Кру­гозо­ра" сос­тавле­на из ма­тери­алов, прис­ланных Юри­ем Гер­ло­виным - ли­тера­тором, за­мес­ти­телем пред­се­дате­ля штут­гарт­ско­го объ­еди­нения бло­кад­ни­ков и пре­седа­телем прав­ле­ния твор­ческо­го объ­еди­нения "Ли­ра". Они по­меще­ны ни­же. Но преж­де, чем с ни­ми оз­на­комить­ся, прос­мотрим эту ки­нох­ро­нику.

Мол­ча.

По­мянем всех, не до­жив­ших до се­год­няшне­го дня бло­кад­ни­ков, и тех, кто сня­тие бло­кады Ле­нин­гра­да приб­ли­зил и со­вер­шил!

МЫ - ДЕ­ТИ БЛО­КАД­НО­ГО ЛЕ­НИН­ГРА­ДА

Раз­рывная пу­ля

Я дер­жу в ру­ках не­боль­шую книж­ку. На об­ложке: В.А.Кель­бин. Го­рячею пу­лей... , Ле­низ­дат, 1988 год.

Это о снай­пе­рах Ле­нин­градско­го фрон­та, во­евав­ших в сос­та­ве пог­ра­нич­ных пол­ков.Эти пол­ки - быв­шие пог­ра­нич­ные зас­та­вы, пе­рефор­ми­рован­ные и вклю­чен­ные в со­еди­нения Ле­нин­градско­го фрон­та. Её на­писал пол­ковник Ва­силий Афа­нась­евич Кель­бин, быв­ший од­ним из пер­вых ор­га­низа­торов снай­пер­ско­го дви­жения на Ле­нин­градском  фрон­те, сам от­личный снай­пер.

В  книж­ке есть нес­коль­ко фо­тог­ра­фий из аль­бо­ма на­шей семьи. На этих фо­то моя те­тя, ко­торую я звал прос­то Лиль­ка, по­тому что она бы­ла все­го на пят­надцать лет стар­ше ме­ня. "...Снай­пер-са­нинс­трук­тор, Ци­ля Ми­хай­лов­на Бе­нен­сон, вы­нес­ла с по­ля боя 145 ра­неных бой­цов и ко­ман­ди­ров, 117 су­ток про­вела на пе­редо­вой в снай­пер­ских за­садах и унич­то­жила бо­лее 50 фа­шис­тов". Так в книж­ке. Свет­лой па­мяти, Ци­ля Ми­хай­лов­на Бе­нен­сон, умер­ла в Из­ра­иле от вто­рого ин­фар­кта в 1992 го­ду.

А рас­ска­зать я хо­чу о том, че­го нет в этой книж­ке, хо­тя в ней и на­писа­но и о ра­нени­ях, и о тя­жёлой кон­ту­зии  Так вот, од­нажды, в на­чале со­рок треть­его го­да, лё­жа на ней­траль­ной по­лосе (в тот раз од­на, хо­тя снай­пе­ры охо­тились по двое), она не­ожи­дан­но по­лучи­ла пу­лю в лоб. На счастье - раз­рывную. По­чему, на счастье? А по­тому, что пу­ля по­пала в звёз­дочку на ушан­ке (вид­но, сдви­нул­ся ка­пюшон мас­кха­лата) и мо­мен­таль­но ра­зор­ва­лась. Ока­залась бы пу­ля не­раз­рывной, и Лиль­ки не бы­ло бы жи­вой. Ку­ражил­ся фа­шист.

Ли­ля оч­ну­лась к ве­черу. Она ле­жала ли­цом в снег и ей по­каза­лось, что у неё нет го­ловы. То есть, ру­кой го­лова про­щупы­валась, а вот са­ма го­лова не ощу­щалась. И вот, двад­ци­ти­од­но­лет­няя, как ска­зали бы сей­час - дев­чонка, без па­ники, по-плас­тун­ски до­пол­зла до сво­их. И по­теря­ла соз­на­ние уже тог­да, ког­да её втас­ки­вали в тран­шею. Как она с юмо­ром рас­ска­зыва­ла нам, "ре­бята" наш­ли в ка­пюшо­не кро­хот­ные ос­колки звёз­дочки, а мес­то на ушан­ке, где кре­пилась звёз­дочка, как буд­то выс­триг­ли нож­ни­цами.

 В тот же день она бы­ла от­прав­ле­на   в гос­пи­таль, ко­торый на­ходил­ся в зда­нии пе­дин­сти­тута име­ни Гер­це­на. Это в пя­ти ми­нутах ходь­бы от на­шего до­ма на уг­лу пе­ре­ул­ка Ан­то­нен­ко (тог­да - Но­вого) и ули­цы Пле­хано­ва (те­перь - Ка­зан­ской). На­чав хо­дить, про­силась об­ратно в полк. Но, как мед­сес­тру, ос­та­вили в гос­пи­тале до пол­но­го выз­до­ров­ле­ния … мед­сес­трой. Пом­ню, как она при­вела ме­ня в гос­пи­таль и во­дила по "сво­им" па­латам, а ра­неные ( я тог­да не мог по­нять по­чему) тре­пали ме­ня по ще­ке, хло­пали по спи­не и да­же гла­дили по го­лове. И, ко­неч­но, да­рили что-ни­будь съ­ес­тное. По­том мы пош­ли на обед. И мне по­каза­лось ужас­но про­тив­ным со­евое мо­локо. Пос­ле уго­воров Лиль­ка вы­пила его с ог­ромным удо­воль­стви­ем.

Но ис­то­рия с раз­рывной пу­лей не окон­чи­лась ещё. При­быв в полк, а прош­ло два ме­сяца, она от­пра­вилась на мес­то ря­дом с тем, зло­получ­ным. На пе­редо­вой снай­пе­ры обе­их сто­рон охо­тились не толь­ко за сол­да­тами и офи­цера­ми, пе­ред­ви­гав­ши­мися по око­пам и хо­дам со­об­ще­ний, но и друг за дру­гом. Унич­то­жить вра­жес­ко­го снай­пе­ра так же труд­но, как и по­чёт­но.

На этот раз Ли­ля бы­ла с на­пар­ни­ком. Прос­матри­вая в оп­ти­чес­кий при­цел пе­ред­ний край фа­шис­тов, она за­мети­ла стран­ный ды­мок. На­пар­ник то­же пос­мотрел, ку­да Ли­ля по­каза­ла, но ни­чего не за­метил. Че­рез не­кото­рое вре­мя она сно­ва ви­дит ды­мок. И вдруг в при­целе по­яв­ля­ет­ся пол­ли­ца с при­от­кры­тым ртом. Пол­ли­ца, то есть фа­шист­ский снай­пер выг­ля­дывал из-за бро­ниро­ван­но­го щит­ка. А изо рта - пар от ды­хания. И Лиль­ка вот­кну­ла ему в рот пу­лю. Не раз­рывную. За при­мене­ние раз­рывных у нас был по­ложен три­бунал. И го­лова то­го снай­пе­ра упа­ла. А за этим уже наб­лю­дал на­пар­ник. Быс­тро сме­нили по­зицию. А по­том  упол­зли к сво­им, так как не­ред­ко фа­шис­ты от­кры­вали ми­номёт­ный огонь по по­зиции стре­ляв­ших. Тот ли был снай­пер или не тот, ко­неч­но же, ник­то не зна­ет. Но Лиль­ка всё- та­ки отом­сти­ла за  выс­трел, раз­бивший её звёз­дочку.

Для точ­ности до­бав­лю, что подс­тре­лила она пять­де­сят два фа­шис­та. По тем вре­менам не очень мно­го. Но на две "Крас­ные Звез­ды" нас­тре­ляла и на­тас­ка­ла ра­неных.

Пу­хом ей зем­ля!

Нес­коль­ко фраг­ментов ле­нин­градской бло­кады

И вот в 1989 го­ду по­яви­лось по­нятие - "Жи­тель бло­кад­но­го Ле­нин­гра­да". Ина­че го­воря, де­ти бло­кады, пе­режив­шие пер­вую бло­кад­ную зи­му 1941-1942 гг. Вы­дали нам знак "Жи­телю бло­кад­но­го Ле­нин­гра­да" и удос­то­вере­ние к не­му.  На­чались раз­го­воры, вос­по­мина­ния. Те, ко­му в то вре­мя бы­ло два-три го­да и мень­ше, ко­неч­но же, ни­чего тол­ком ска­зать не мог­ли. Но пя­ти- и шес­ти­лет­ние, и да­же чуть-чуть млад­ше, вспо­мина­ли до­воль­но боль­шие фраг­менты той жиз­ни. Не го­воря уже о бо­лее стар­ших.

Пом­нил до­воль­но мно­го и я. На вся­кий слу­чай, ре­шил об­су­дить "фе­номен" мо­ей па­мяти с при­яте­лем-вра­чом: дес­кать, пом­ню мно­го, а го­ворить не­лов­ко. Как маль­чиш­ка-пя­тилет­ка мог столь­ко пом­нить? Прав­да, я ого­ворил­ся, что пом­нить на­чал с той но­чи в кон­це ян­ва­ря 1942 го­да, ког­да так грох­ну­ло, что зат­рясся наш гро­мад­ный уг­ло­вой дом, а пра­бабуш­ка упа­ла на пол с кро­вати. Ду­мали, что бом­ба по­пала в наш дом. Жи­ли мы на пер­вом эта­же и,  быс­тро одев­шись,  выш­ли на ули­цу. Там уже бы­ли мно­гие и из на­шего до­ма, и из до­ма нап­ро­тив. Ока­залось, что гро­мад­ный фу­гас на­чис­то раз­ру­шил боль­шу­щее зда­ние на уг­лу Сто­ляр­но­го пе­ре­ул­ка (поз­же - ул. Прже­валь­ско­го) и ули­цы Пле­хано­ва (ны­не - Ка­зан­ской). Там пос­ле вой­ны пос­тро­или шко­лу, а ря­дом ещё поз­же - жи­лой дом.

Так вот, весь Т-об­разный пе­рек­рёсток был за­вален, су­ети­лись во­ен­ные, ми­лиция, бой­цы МПВО (в ос­новном это бы­ли де­вуш­ки и жен­щи­ны) и граж­дан­ские. Вот с это­го мо­мен­та я и стал пом­нить. При­ятель пос­ме­ял­ся и ска­зал, что ни­чего свер­хестес­твен­но­го в этом нет. Мол, при оп­ре­делён­ных стрес­сах и не то бы­ва­ет.

- Всё нор­маль­но. Мо­жешь пи­сать ме­му­ары, - под­тру­нивал он.

Ме­му­ары, ко­неч­но, пи­сать я не со­бира­юсь, но кое-о чём вспом­нить не грех. По­ка не нас­ту­пил скле­роз. В на­чале вой­ны я жил с пра­бабуш­кой и её дву­мя до­черь­ми, млад­шая из ко­торых бы­ла мо­ей ба­буш­кой. Моя ма­ма, бу­дучи мо­били­зован­ной на рытьё око­пов, ос­та­лась вне коль­ца бло­кады. Она ос­та­лась жи­ва и пер­вое пись­мо от неё мы по­лучи­ли в 44-м. А её млад­шая сес­тра, с неё я на­чал этот рас­сказ, бы­ла на Ле­нин­градском фрон­те.

Пра­бабуш­ка умер­ла в на­чале фев­ра­ля 42-го. Я аб­со­лют­но уве­рен, что пе­режил пер­вую бло­кад­ную зи­му бла­года­ря ей, бла­года­ря её пай­ке хле­ба. Пом­ню, как она од­нажды от­кры­ла ку­хон­ный шкаф, вы­тащи­ла боль­шую бан­ку с гор­чи­цей ( до вой­ны мно­гие го­тови­ли до­маш­нюю гор­чи­цу са­ми), за­чер­пну­ла сто­ловую лож­ку и по­ложи­ла в рот. Ли­цо у неё ста­ло пун­цо­вым. Я да­же ис­пу­гал­ся. Но она пог­ла­дила ме­ня по го­лове и мы пош­ли в ком­на­ту. Это ка­ким же на­до быть го­лод­ным, что­бы что­бы съ­есть лож­ку гор­чи­цы! Ду­маю, это бы­ла не единс­твен­ная её лож­ка гор­чи­цы.

И вот она умер­ла. Ти­хо, как тог­да уми­рали от го­лода. Ба­буш­ка и её стар­шая сес­тра, ко­торую я звал по­чему-то прос­то - Бро­ня, за­шили свою ма­му, мою пра­бабуш­ку, в прос­ты­ню, а за­тем в бай­ко­вое оде­яло. На нес­коль­ко ми­нут они по­ложи­ли свер­ху ка­кую-то книж­ку. Эту книж­ку пра­бабуш­ка час­то чи­тала, пок­рыв го­лову чем-то, са­дясь к ок­ну. И  уж по­том, мно­го лет спус­тя, я уз­нал, что книж­ка эта на­зыва­лась си­дур, мо­лит­венник. А по­том те­ло вы­нес­ли на ули­цу, по­ложи­ли на са­ноч­ки и ба­буш­ка по­вез­ла его к си­наго­ге, что на Лер­монтов­ском прос­пекте.

При­дя до­мой ба­буш­ка рас­ска­зыва­ла, что око­ло во­рот си­наго­ги сто­ял гру­зовик и в не­го скла­дыва­ли те­ла, ле­жав­шие у ог­ра­ды и на тро­ту­аре. Две груз­чи­цы ска­зали, что в этот день тру­пы от­во­зили  на клад­би­ще "име­ни 9-го Ян­ва­ря".

По­том ба­буш­ка  ста­ла где-то ра­ботать "на ка­зар­менном по­ложе­нии" и при­ходи­ла до­мой толь­ко в суб­бо­ту поз­дно ве­чером, а ухо­дила ра­но ут­ром в по­недель­ник, ког­да я ещё спал. При­носи­ла кро­хот­ные над­ку­сан­ные ку­соч­ки хле­ба от сво­его пай­ка. А Бро­ня жа­лова­лась ей, что я не слу­ша­юсь и бе­гаю по  ули­це "с та­кими же ху­лига­нами". Ба­буш­ка ме­ня ру­гала и го­вори­ла, что ме­ня мо­гут убить и съ­есть. Я, ко­неч­но, вос­при­нимал это, как при­ём взя­тия на ис­пуг. Но по­том мы слы­шали не раз, о том, что лю­дей, дей­стви­тель­но, уби­вали и ели. За что по­лагал­ся лю­до­едам расс­трел. Но мы бе­гали по бли­жай­шим ули­цам не­боль­шой стай­кой. То нас бы­ло чет­ве­ро, то пя­теро. Бы­ла сре­ди нас од­на де­воч­ка. По­том она пе­рес­та­ла вы­ходить на ули­цу, а один из маль­чи­шек, жив­ший с ней в од­ной па­рад­ной, ска­зал, что она умер­ла. При­чём ска­зано это бы­ло та­ким буд­ничным то­ном (пом­ню до сих пор), как буд­то она ку­да-то у­еха­ла. Это уже бы­ло вес­ной 42-го.На со­вете ба­буш­ка и Бро­ня ре­шили в эва­ку­ацию  не ехать, по­тому что бы­ло из­вес­тно сколь­ко барж с людь­ми то­нут под бом­ба­ми.

А мы на­вос­три­лись во вре­мя тре­воги за­бирать­ся на чер­да­ки и в слу­ховые ок­на смот­реть на не­бо. Там ме­тались про­жек­торные лу­чи и иног­да вид­не­лись са­молё­ты. МПВОш­ни­цы и двор­ни­ки дра­ли нам уши, гна­ли под­за­тыль­ни­ками вниз по лес­тни­це, а иног­да во­лок­ли к ро­дите­лям до­мой. Пов­зрос­лев, я час­то вспо­минал ли­цо Бро­ни, ко­торая сто­яла у две­рей квар­ти­ры, не зная ку­да бе­жать за мной и не слу­чилось ли со мной че­го. Не­пос­ти­жимая вещь - дет­ский эго­изм!

И тут, кто-то, как ска­зали бы сей­час, прод­ви­нутый, пред­ло­жил же­вать ма­хороч­ные "быч­ки". "Быч­ки", то есть, окур­ки, мы на­ходи­ли час­тень­ко. Ре­бята пос­тарше уже ку­рили. Ме­ня то­же  прив­ле­кали к это­му, что бы­ло по­каза­телем до­верия и да­же ува­жения. Не пря­чешь­ся в бом­бо­убе­жище во вре­мя тре­воги, ле­зешь в раз­ва­лины (кто вы­ше за­берёт­ся), зна­чит, свой па­рень. И вот мы ста­ли же­вать ма­хор­ку. Мах­ру, как её на­зыва­ли. Чес­тно де­лили "жир­ный бы­чок" на всех при­сутс­тву­ющих и же­вали. Я в ито­ге, по­жевав, вып­лё­вывал, а бы­ли ре­бята, ко­торые прог­ла­тыва­ли. Кто-ни­будь сог­ла­сит­ся се­год­ня на та­кой гас­тро­номи­чес­кий под­виг? Но это при­туп­ля­ло чувс­тво го­лода, а зна­чит, бы­ло, ес­ли не вкус­но, то при­ем­ле­мо.
С раз­ни­цей в нес­коль­ко дней в наш пе­ре­улок упа­ло два фу­гаса. И оба не ра­зор­ва­лись. Один про­шил, но­вую шко­лу, ко­торая дол­жна бы­ла от­крыть­ся в сен­тябре 1941 го­да. При­чём так ак­ку­рат­но, что ос­та­лись це­лыми фа­сады. А внут­ри ви­сели час­ти пе­рек­ры­тий, лес­тнич­ные про­лёты и  скрю­чен­ные ме­тал­ли­чес­кие бал­ки. Мы поз­же иг­ра­ли там в ка­заки-раз­бой­ни­ки, а двор­ни­ки нас го­няли от ту­да. Это дом №8 по пе­ре­ул­ку Ан­то­нен­ко. Пос­ле вой­ны дом от­ре­мон­ти­рова­ли и в нём бы­ла (та­ки да) шко­ла. Сей­час - Го­роно, ес­ли не оши­ба­юсь. Вто­рой фу­гас упал в один из дво­ров на­шего до­ма. В на­шем уг­ло­вом до­ме бы­ло три дво­ра. Глав­ная ар­ка со сто­роны пе­ре­ул­ка. Из цен­траль­но­го дво­ра ве­ли две ар­ки во дво­ры на­лево и нап­ра­во. В пра­вом дво­ре бы­ла по­мой­ка. Боль­шая бе­тон­ная с ги­рей под­ни­мав­шей крыш­ку. В бло­каду му­сор­ная ку­ча дос­ти­гала вто­рого эта­жа. И вот в неё-то и упал фу­гас. Взор­вись он, от че­тырёх фли­гелей ни­чего бы не ос­та­лось. Точ­нее, ос­та­лась бы го­ра об­ломков и за­вален­ные под­ва­лы-бом­бо­убе­жища. Но обош­лось.И вот из-под глав­ной ар­ки нес­коль­ко сол­дат и ми­лици­оне­ров та­щат на ка­нате ко­лоба­ху поч­ти с че­лове­ка ве­личи­ной. Под­кла­дыва­ют кат­ки и тя­нут. По­том эти кат­ки упёр­ли в от­кры­тый зад­ний борт по­лутор­ки и втя­нули бом­бу в ку­зов.      

Вспо­минать мож­но и ещё, но до­бав­лю ко­рот­ко. Об­суждая с та­кими же бло­кад­ны­ми деть­ми, те­перь уже по­жилы­ми людь­ми, прош­лое, слу­шая их, при­хожу к вы­воду, что вы­жива­нию спо­собс­тво­вало не толь­ко са­мопо­жер­тво­вание род­ных, с кем мы пе­режи­ли бло­каду, не толь­ко счас­тли­вая слу­чай­ность, что не по­пала бом­ба в дом, но и дви­жение. То есть, как го­вори­ла моя доб­рей­шая тё­тя Бро­ня, бе­гот­ня с "та­кими же ху­лига­нами".

В фо­то­ок­не на глав­ной стра­нице - па­мят­ник "Ра­зор­ванное коль­цо", ус­та­нов­ленный на бе­регу Ла­дож­ско­го озе­ра. Скуль­птор - Кон­стан­тин Си­мун, жи­вущий и тво­рящий ны­не в США (Бос­тон).