ОНА НАСТУПИТ...

О со­бесед­ни­ках:

Ва­лерий Ба­ранов­ский, кан­ди­дат ис­кусс­тво­веде­ния -- ки­новед и ки­нок­ри­тик; жур­на­лист, ки­нема­тог­ра­фист, про­за­ик. Жи­вет в Ук­ра­ине, в Одес­се. Пи­шет кни­ги, сни­ма­ет до­кумен­таль­ные филь­мы, сот­рудни­ча­ет с на­шим жур­на­лом.

Алек­сандр Бир­штейн, рус­ский пи­сатель и по­эт, ро­дил­ся в 1946 го­ду в Одес­се, где и жи­вёт до сих пор. За­кон­чил шко­лу, по­том ин­сти­тут, пос­ле ко­торо­го, как он пи­шет, "сра­зу уго­дил в ря­ды ус­ловно не­побе­димой со­вет­ской ар­мии. Бы­ла тог­да мо­да та­кая: за­бирать в ар­мию офи­церов, по­лучив­ших это зва­ние на во­ен­ной ка­фед­ре. Учи­тывая мое не­безуп­речное, с точ­ки зре­ния КГБ, прош­лое, за мной там до­воль­но плот­но прис­матри­вали, для че­го за­пер­ли на "точ­ку".

Пос­ле ар­мии на­чал ра­ботать в одес­ской Хель­синк­ской груп­пе. "Пять лет про­рабо­тал в НИИ, но от ни­щеты сбе­жал на га­зоп­ро­воды. В груп­пу по ком­плексно­му об­сле­дова­нию га­зоп­ро­водов... Дол­гое вре­мя воз­глав­лял бри­гаду, ко­торую, вви­ду мо­ей на­ци­ональ­нос­ти, в газ­про­мов­ских кру­гах на­зыва­ли ев­рей­ской, что да­ло, в кон­це кон­цов, пра­во трем из се­ми ее сот­рудни­ков эмиг­ри­ровать. Один из них был ук­ра­ин­цем, дру­гой - на­поло­вину япон­цем, на­поло­вину рус­ским, но тре­тий все-та­ки был ев­ре­ем".

Сти­хи пи­сал с детс­тва. В 1997 го­ду на­чал пи­сать про­зу. Пер­вая по­весть "По­лубомж" бы­ла опуб­ли­кова­на в г. Чи­каго в еже­недель­ни­ке "7 дней". Тре­мя го­дами поз­же она выш­ла и в Ук­ра­ине и в 2003 го­ду ав­тор был за неё удос­то­ен пре­мии им. Па­ус­тов­ско­го. За по­весть "Кол­лекци­онер" по­лучил пер­вую пре­мию на пос­леднем кон­курсе "Се­тевой Дюк".
Пе­чатал­ся в Ук­ра­ине, Рос­сии, США, Из­ра­иле, Гер­ма­нии, Мол­да­вии и т.д. в жур­на­лах "Кре­щатик", "Ок­тябрь", "Ра­дуга", "Миг­даль", "Мо­рия", "Фон­тан" и др.

Пос­ледние го­ды уси­лен­но по­пол­ня­ет свой цикл рас­ска­зов о ма­лень­ком одес­ском дво­ре. Часть из них вош­ла в кни­ги: пер­вая кни­га рас­ска­зов "Одес­са, Жу­ков­ско­го..." выш­ла в Ли­пец­ке, вто­рая - в Одес­се. Еще кни­ги из­да­вались в Мос­кве и в Одес­се.

Семья: же­на, дочь и сын. "И - изу­митель­ный, пот­ря­са­ющий внук". 

- Кто вы, Са­ша, про­за­ик или по­эт? Иног­да ка­жет­ся, -- про­за­ик, ко­торо­му прос­то не­дос­та­ет вы­рази­тель­ных средств про­зы? Не по­тому ли ва­ши по­эти­чес­кие шту­дии  так ма­ло по­хожи на по­эзию в ее чис­том ви­де? А про­за ме­лодич­на, на­пев­на, изо­билу­ет реф­ре­нами, по­рой сби­ва­ет­ся на вер­либр… Так кто же вы, на са­мом де­ле?  Ка­кой спо­соб сам­вы­раже­ния для вас пред­почти­тель­нее?

- О, тут не один воп­рос… По мень­шей ме­ре, три. Поп­ро­бую на них от­ве­тить. Но для на­чала да­вай­те-ка пе­рей­дем на "ты". Мы так дав­но зна­комы, что не сто­ит во­дить чи­тате­лей за нос. Вспом­ни­те сло­ва То­ма Сой­ера --  ко мне об­ра­ща­ют­ся на "вы", ког­да хо­тят вы­сечь…

- Упа­си бо­же! И мыс­ли не бы­ло… Сог­ла­сен… Те­перь да­вай по-су­щес­тву…

- Од­на из при­ятель­ниц по ин­тернет­но­му Жи­вому Жур­на­лу од­нажды ос­тро­ум­но за­мети­ла, что мои сти­хи и про­зу пи­шут два раз­ных че­лове­ка. Сна­чала я по­думал: в этом  "что-то есть"… По­том по­нял - она  пра­ва на все сто… Хо­тя, хо­тя, хо­тя…

Сти­хи… У од­но­го из мо­их лю­бимых  и, к со­жале­нию, не­до­оце­нен­ных по дос­то­инс­тву пи­сате­лей, Ми­ха­ила Ан­ча­рова, я на­шел ког­да-то лю­бопыт­ное выс­ка­зыва­ние -- сти­хи есть ин­форма­ция о сос­то­янии ду­ши. Выг­ля­дит пре­цизи­он­но точ­но. И, с этой точ­ки зре­ния, мои по­эти­чес­кие строч­ки мож­но наз­вать сво­еоб­разным днев­ни­ком, на­де­юсь, ис­крен­ним и чес­тным; да­же ис­по­ведаль­ным, ес­ли хо­тите. 

Те­перь - о про­зе. Ес­тес­твен­но -- мо­ей, ба­зиру­ющей­ся на ли­ричес­ких ре­минис­ценци­ях, вос­по­мина­ни­ях о прош­лом  боль­шу­щей семьи, пол­ной су­губо лич­нос­тных мо­тивов. Это, в ка­ком-то смыс­ле, то­же мно­голет­ний днев­ник. Но его ма­тери­ал ме­нее от­крыт, без­за­щитен, не­жели текст сти­хов; он пре­тер­пел ху­дожес­твен­ную се­лек­цию и де­монс­три­ру­ет чи­тате­лям ме­ня та­ким,  ка­ким я бе­зум­но хо­тел бы стать и ка­ким, увы, на­вер­ное, уже не ста­ну. Ве­селым, без­за­бот­ным, веч­но мо­лодым, теп­ло иро­низи­ру­ющим, сме­ющим­ся рас­сказ­чи­ком. Имен­но по­тому мои пи­сания прос­то про­пита­ны бла­годар­ностью, ува­жени­ем и лю­бовью к ро­дите­лям, друзь­ям, лю­дям близ­ким и даль­ним, в жиз­нях ко­торых бе­рут на­чало луч­шие мои сю­жеты. Но, с дру­гой сто­роны, не соч­ти ме­ня ме­лоч­ным или мсти­тель­ным, всё те же рас­ска­зы и по­вес­ти, -- единс­твен­ный дос­тупный мне спо­соб на­каза­ния че­лове­чес­кой сквер­ны, от ко­торой се­год­ня у нас не про­дох­нуть. Мне ка­жет­ся, я, выс­ме­ивая  пуб­ли­ку, вы­зыва­ющую у ме­ня сво­им ли­цеме­ри­ем, гряз­ным по­лити­канс­твом, през­ре­ни­ем к ма­лым сим, воз­даю ей по зас­лу­гам. На мой взгляд, это су­ровое на­каза­ние. Страш­нее не при­дума­ешь. Прав­да, до­пус­каю, что жер­твы мо­их из­дё­вок это­го не за­меча­ют. И тут ни­чего не пож­де­ла­ешь. Сум­ми­руя, ска­жу - днев­ни­ковое, лич­нос­тное на­чало и род­нит, по мо­ему, мои сти­хи и про­зу. Но при этом тут име­ют мес­то со­вер­шенно раз­ные под­хо­ды к про­цес­су са­мопоз­на­ния…

- Вся­кий пи­шущий, осо­бен­но так мно­го, как это де­ла­ешь ты,  на­вер­ное, втай­не  опа­са­ет­ся то­го, что гру­бая кри­тика мо­жет вне­зап­но, ни с то­го, ни с се­го, наз­вать его гра­фома­ном. Те­бя та­кого ро­да пе­режи­вания не му­чат?

- У од­ной, весь­ма неп­ри­ят­ной да­мы я не­дав­но про­чел, что всех со­чини­телей она де­лит на две ка­тего­рии -- про­фес­си­ональ­ных пи­сате­лей и гра­фома­нов. Пер­вые, по ее мне­нию, ра­бота­ют ис­клю­читель­но за день­ги. А все  ос­таль­ные - гра­фома­ны. Но кто ска­зал, что раз­ме­ры го­нора­ра и ху­дожес­твен­ность тек­ста на­ходят­ся в пря­мо про­пор­ци­ональ­ной за­виси­мос­ти? На све­те пруд пру­ди за­пис­ных, об­ласкан­ных из­да­тель­ства­ми ли­тера­торов, ко­торым нуж­но бы­ло бы под стра­хом смер­ти зап­ре­тить при­касать­ся к пе­ру и бу­маге, или, вер­нее, -- к компь­ютер­ной кла­ви­ату­ре.

Пе­реб­ра­сываю от­сю­да мос­тик к гра­фома­нам. Кто эти лю­ди? Раз­ве был бы без них пол­но­цен­ным ли­тера­тур­ный про­цесс? Чем они одер­жи­мы? Ма­ни­ей пок­ры­вать бу­магу бук­ва­ми. А уж во что скла­дыва­ют­ся эти бук­вы - воп­рос вто­рой. Раз­ве не на­писа­ны бы­ли в ис­то­рии ли­тера­туры ве­лико­леп­ные кни­ги, ав­то­ры  ко­торых на ма­тери­аль­ную оцен­ку сво­их тру­дов и не рас­счи­тыва­ли? За­то был вся­чес­ки об­ласкан  без­дарный Ба­ба­ев­ский со сво­им "Ка­вале­ром Зо­лотой Звез­ды". А кни­ги пос­редс­твен­но­го ли­тера­тора Ко­эльо из­да­ны об­щим ти­ражом за трис­та мил­ли­онов?

Но бог с ни­ми, гром­ки­ми при­мера­ми. Я су­щес­твую в дру­гом прос­транс­тве. Пи­шу я не для де­нег, хо­тя бы­ло бы глу­по на­зывать се­бя ко­кет­ли­во бес­среб­ренни­ком. День­ги при­носят сво­боду. Но не мо­гу се­бе пред­ста­вить, что пе­рес­тал бы вдруг пи­сать, ес­ли бы знал, что боль­ше не по­лучу ни ко­пей­ки го­нора­ра. Да, мне вре­мя от вре­мени что-то пла­тят -- по­купа­ют книж­ки; пе­чата­ют в га­зетах и жур­на­лах, и то­же не бес­плат­но. Зна­чит, по клас­си­фика­ции той да­мы, я, как бы, про­фи. Од­на­ко мои ли­тера­тур­ные до­ходы не так уж час­ты и сов­сем не­вели­ки. А на сти­хах я до сих пор, хо­тя бо­лею ими мно­го лет, не за­рабо­тал ло­мано­го гро­ша. Вы­ходит - гра­фоман. Не мне су­дить…

- Ты со­чинил до­воль­но мно­го книг, у­ют­ных, нег­ромких; ино­тона­ци­он­но, ес­ли мож­но так вы­разить­ся, до­маш­них. Это их ка­чес­тво сра­зу за­меча­ют чи­тате­ли. Не­даром в упо­минав­шемся уже ЖЖ, где ты, не та­ясь, раз­ме­ща­ешь свои тек­сты, по­рою сов­сем еще сы­рые, столь­ко вос­торжен­ных ком­мента­ри­ев бес­счет­ных тво­их "френ­дов". И это при том, что ты, хоть впол­не ми­ролю­бив и то­леран­тен, прин­ци­пи­аль­но не иг­ра­ешь с ни­ми в под­давки. В тво­ей от­кры­тос­ти, да­же не­защи­щен­ности, вы­зыва­ющей от­кро­вен­ную, яр­кую, пол­ную ра­дос­тно­го эн­ту­зи­аз­ма, ува­жения от­ветную ре­ак­цию на­селе­ния се­ти, есть прив­кус не­ко­его арис­токра­тиз­ма от­но­шений, чу­точ­ку це­ремон­ных, с при­щел­ком каб­лу­ков, от­ку­да-то   из прош­ло­го.

Не знаю, по­нят­но ли я вы­ража­юсь, но счи­таю, что сей­час са­мое вре­мя за­дать те­бе воп­рос о ро­дос­ловной. От­ку­да у мас­те­ра-на­лад­чи­ка га­зовых ма­гис­тра­лей, доб­рую чет­верть жиз­ни про­пахав­ше­го в сред­не­ази­ат­ской пус­ты­не, в кон­ти­нен­таль­ном кли­мате (днем - ди­кий зной, ночью - лю­тый мо­рози­ще); в эк­зо­тичес­ких мес­тах, где ос­новная ва­люта - бу­тыл­ка вод­ки и пач­ка ин­дий­ско­го чая со сло­ном; где от мес­тной, об­ку­рен­ной шпа­ны до   сек­ре­таря рай­ко­ма в ха­лате бая ру­кой по­дать, -- от­ку­да у та­кого пар­ня стран­ная для его прак­ти­чес­ко­го опы­та чис­то­та чувств и ред­кая воз­вы­шен­ность вос­при­ятия ди­кой ре­аль­нос­ти?

- Мас­тер-на­лад­чик? Бе­ри вы­ше. Я был ру­ково­дите­лем груп­пы. А груп­па за­нима­лась об­сле­дова­ни­ем ава­рий­ных или близ­ких к то­му га­зоп­ро­водов. В ос­новном, дей­стви­тель­но, в Сред­ней Азии и Ка­зах­ста­не. Мас­те­ром я то­же пот­ру­бил, но, чес­тно го­воря,  сов­сем не­дол­го. Все "ни­зовые" сту­пень­ки я как-то  быс­тро прос­ко­чил. Сде­лал карь­еру!

- А ро­дос­ловная?

- Я го­ворю об этом край­не ред­ко, по­тому что очень лю­бил и люб­лю сей­час, хоть его дав­но нет, от­ца. А он был ро­дом из прос­той семьи. Род­ной мой дед тра­гичес­ки по­гиб, ког­да от­цу ед­ва срав­ня­лось три го­да. Ба­буш­ка бы­ла пог­ра­мот­ной. Но в ме­ру. Мог­ла рас­пи­сать­ся, объ­яв­ле­ние про­честь… и лад­но. Ее вто­рой суп­руг, усы­новив­ший па­пу, и мой при­ем­ный дед тру­дил­ся ма­ляром… Отец же под­ви­зал­ся под­мастерь­ем. Как-то раз они взя­ли под­ряд на ре­монт одес­ской пуб­личной биб­ли­оте­ки име­ни Горь­ко­го. И это про­из­ве­ло на па­пу не­из­гла­димое впе­чат­ле­ние.  В ка­ких-то де­вять он уви­дел столь­ко книг, что за­болел ими нав­сегда, как я сти­хами. Стал кни­гоче­ем. К со­жале­нию, его пер­вая биб­ли­оте­ка с то­мами Шек­спи­ра, Бай­ро­на из­да­ния Брок­га­уза по­гиб­ла в вой­ну. Но пос­ле вой­ны он умуд­рился  соб­рать но­вую, не ху­же. Те­перь она моя… Сло­вом, отец сде­лал се­бя сам. Приш­ло вре­мя -- окон­чил ин­сти­тут; хо­рошо, чес­тно во­евал - по­лучал ор­де­на и ме­дали, и до кон­ца жиз­ни ра­ботал. И этим, чес­тностью сво­его от­но­шения ко все­му, что ок­ру­жало его в пов­седнев­ной жиз­ни, ис­то­вой тя­гой к зна­ни­ям ока­зал на ме­ня ко­лос­саль­ное вли­яние.

Ну, а дру­гая по­лови­на мо­ей би­ог­ра­фии сов­сем иная. Ба­буш­ка моя по ма­тери, Ида Тра­уберг, дво­юрод­ная сес­тра ки­норе­жис­се­ра Ле­они­да Тра­убер­га, за­кон­чи­ла в Одес­се из­вес­тную жен­скую гим­на­зию Бе­лен-де-Бал­лю. Ри­сова­ние ей пре­пода­вали Кос­танди и Во­локи­дин, ис­то­рию чи­тал зна­мени­тый Би­цил­ли. Очень об­ра­зован­ная, знав­шая пять язы­ков по­жилая да­ма чи­тала ей на­изусть Пуш­ки­на, А.К. Тол­сто­го, ко­торо­го счи­тала Пуш­ки­ну чуть ли не ров­ней; пь­есы Ос­тровско­го, а за­од­но…Се­веря­нина. Ее отец был очень круп­ным эк­спер­том по зер­ну. Час­то разъ­ез­жал по заг­ра­ницам. По­тому-то ма­туш­ка моя и ро­дилась в Ве­не, что в со­вет­ские вре­мена тща­тель­но ото всех скры­валось. Она ра­но оси­роте­ла. Нас­та­ла труд­ная жизнь. Их с ба­буш­кой при­юти­ли в семье ма­мино­го дво­юрод­но­го бра­та - Да­ни­ила Бай­да­ка.

 Он то­же был неп­рост -- пи­сал сти­хи, дру­жил с  Кир­са­новым и Штей­нбер­гом. Бы­вал в их до­ме и Баг­рицкий… В ка­кой-то из та­ких ком­па­ний ма­ма поз­на­коми­лась с от­цом, и по­явил­ся я. Но са­мое за­бав­ное, что у ме­ня этот, как ты го­воришь, арис­токра­тизм, ес­ли он на са­мом де­ле за­метен,   не от хо­рошо об­ра­зован­ной ма­тери, а, ско­рее, от са­мос­то­ятель­но сде­лав­ше­го се­бя от­ца. Он не­нави­дел ами­кошонс­тво, бо­гот­во­рил кни­гу, был не­веро­ят­но де­лика­тен, мя­гок, спра­вед­лив. Мне до­велось пе­ренять у не­го еще од­ну пло­хую, не­удоб­ную чер­ту. Я, как и он,  не соч­ти это бах­валь­ством, не лгу… По­нимаю, что от­ве­чал на твой воп­рос сум­бурно. Но уж прос­ти, ес­ли не уго­дил.

- Мне ка­жет­ся, что в тво­их по­вес­тях, сос­то­ящих, как пра­вило, из ко­рот­ких но­велл, на­селен­ных по­рази­тель­но прив­ле­катель­ны­ми, ду­шев­ны­ми людь­ми; осо­бым на­родом, ко­торо­го ниг­де боль­ше, по­мимо этих внеш­не не­замыс­ло­ватых, тро­гатель­ных ис­то­рий, се­год­ня не сыс­кать, от­четли­во прос­ту­па­ет то труд­но фор­му­лиру­емое ка­чес­тво, ко­торое да­ет пра­во от­нести те­бя к чис­лу нем­но­гих нын­че (из­ви­ни за штамп) пред­ста­вите­лей  юж­но-рус­ской ли­тера­тур­ной шко­лы. И в этом смыс­ле те­бя, по край­ней ме­ре,  в тво­их "одес­ских" со­чине­ни­ях, с пол­ным пра­вом мож­но наз­вать про­дол­жа­телем ба­белев­ской тра­диции. Кто-то, на­вер­ное, всплес­нет ру­ками и воз­му­тит­ся - дес­кать, как мож­но, где Ба­бель, а где Бир­штейн! Но я  бу­ду сто­ять на сво­ем. Да, ба­белев­ский язык не­пов­то­рим. Но и язык Бир­штей­на - то­же. У каж­до­го - своя ми­фоло­гия. Но каж­дый  ди­тя  уди­витель­но­го одес­ско­го эт­но­са, что не­мало­го сто­ит. Не­даром, ес­ли ве­рить Па­ус­тов­ско­му, Ба­бель од­нажды вос­клик­нул: "Мо­пас­са­нов я вам га­ран­ти­рую!" И по­пал в точ­ку.

- Воз­ра­жаю!  При­чем ак­тивно.  Я по­нимаю это так. Есть ог­ромный, не­веро­ят­но та­лан­тли­вый, ни на ко­го не по­хожий пи­сатель Иса­ак Ба­бель. Но нет его тра­диции. Ник­то его не про­дол­жа­ет. Он шту­чен, как и не ме­нее мною лю­бимые Ю.Оле­ша и В.Ка­та­ев. Да и, ска­жи, ка­кая ра­дость быть од­ним из "Мо­пас­са­нов"?

- Ну, это, друг мой, пе­ребор! Те­бе ведь яс­но, что при­писы­ва­емая Ба­белю фра­за - не бо­лее, чем ме­тафо­ра. Но и не ме­нее. Чем Мо­пас­сан те­бе не уго­дил? На­вер­ное, ты шу­тишь?

- Шу­чу, ко­неч­но. И не шу­чу. Я по­нимаю, что ты всколь­зь кос­нулся те­мы, так на­зыва­емой, "одес­ской ли­тера­туры". Она нас­толь­ко об­ширна, что нам ее в ко­рот­ком ин­тервью не одо­леть. Но ес­ли ког­да-ни­будь мы это­го плас­та кос­немся, я пос­та­ра­юсь до­казать, что су­щес­твую сам по се­бе…

- Лад­но, по ру­кам… Чем за­нят нын­че?

- Сей­час я с нас­лажде­ни­ем пи­шу неч­то са­мому до кон­ца не­понят­ное  - то ли по­весть, то ли цикл рас­ска­зов под ус­ловным наз­ва­ни­ем "Ма­дам Го­мен­ба­шен". Это по­пыт­ка сно­ва по­гово­рить о прош­лом; ос­тавших­ся в нем близ­ких, со­седях, зна­комых, но, глав­ное, -- о вре­мени, при­мер­но с 1949 по 1969 го­ды. Вро­де бы, что-то по­луча­ет­ся.

- Нет ли у те­бя по­жела­ний чи­тате­лям жур­на­ла? Ос­тавь им свой ав­тограф.

Чи­тая се­тевой "Кру­гозор", я обя­затель­но прос­матри­ваю ком­мента­рии к жур­наль­ным пуб­ли­каци­ям и ви­жу - в не­го заг­ля­дыва­ет мно­го, очень мно­го хо­роших, ум­ных, доб­рых лю­дей, но и пер­со­нажей дру­гого сор­та, злых, нес­пра­вед­ли­вых, аг­рессив­ных, на мой взгляд, сре­ди по­сети­телей это­го сай­та то­же не­мало. Хо­чу по­желать и тем, и дру­гим -- быть спра­вед­ли­выми, ми­лосер­дны­ми и доб­ры­ми, как бы тя­жело ни скла­дыва­лась жизнь. Сос­тра­дание - вот че­го нам всем не хва­та­ет. Че­ловек на­чина­ет­ся тог­да, пи­сал вы­да­ющий­ся рус­ский фи­зи­олог Ух­том­ский, ког­да на­уча­ет­ся пе­рено­сить до­минан­ту на ли­цо дру­гого; то есть, ов­ла­дева­ет уме­ни­ем бе­ды и го­рес­ти ближ­них пе­режи­вать, как собс­твен­ные, как свои. Вот это­го я и же­лаю чи­тате­лям "Кру­гозо­ра" и нам с то­бой. Пом­нишь за­меча­тель­ный ро­ман брать­ев Вай­не­ров - "Эра ми­лосер­дия"? Так вот, эта эра обя­затель­но нас­ту­пит. Ес­ли мы то­го силь­но за­хотим…