Петров

- Пет­ров, ну ты мо­лодец! Боль­шой пе­вец, нас­то­ящий. Весь зал те­бе, стоя, ап­ло­диро­вал. И ав­тогра­фы брать выс­тро­ились в оче­редь. И цве­ты бро­сали. И кри­чали: «Ты луч­ше всех, Пет­ров!»
Гас­тро­ли по го­родам, пол­ные за­лы. Лю­ди тво­им име­нем де­тей на­зыва­ют. Твои пес­ни на каж­дой свадь­бе по­ют, в рес­то­ранах за день­ги за­казы­ва­ют. Плас­тинки с тво­ими пес­ня­ми на зо­лоте пе­чата­ют.

- А за ко­го ты, Пет­ров? Ну, на чь­ей ты сто­роне? Ну, как не по­нима­ешь? Петь про алые ро­зы по­нима­ешь, а на чь­ей ты сто­роне не по­нима­ешь. Нет, ты ска­жи, ска­жи пря­мо сей­час, ты за этих или тех? Не хо­чешь го­ворить? Не хо­чешь от­ве­чать? Мол­чишь в тря­поч­ку. По­нят­но. Ты, как я по­нял за тех, а не за этих.

- Я так те­бе, Пет­ров, ска­жу: ты не за тех, ко­го на­до. Мы те­бе цве­ты к но­гам, а ты на нас плю­ешь. Смот­ри, ка­кую ха­рю на­ел за наш счет. И в зам­ке жи­вешь. А ма­ма моя в до­ме без уни­таза.

- Вот, смот­ри Не­чепу­рен­ко Сте­пан, и по­ет хо­рошо и го­лосу­ет пра­виль­но. Не­дав­но со сце­ны кри­чал:
«Да, я за не­го жизнь от­дам! Ни­чего за не­го не жал­ко, за на­шего веч­но­го. Он за нас, а мы за не­го». А не­дав­но Сте­пан к сол­да­там ез­дил, на тан­ке пел, фла­гом раз­ма­хивал.
Пра­виль­но сде­лали, что Не­чепу­рен­ко зва­ние на­род­но­го прис­во­или и но­вую квар­ти­ру в цен­тре да­ли.

- А ты что, Пет­ров? Не граж­да­нин стра­ны что ли? Про лю­бовь и ча­сы каж­дый ду­рак петь мо­жет. И в ли­музи­не ка­тать­ся то­же не труд­но. А вот про­тив кол­лектив­но­го за­гово­ра вра­гов, ок­ру­жив­ших нас со всех сто­рон, не каж­дый спо­ет.

- И но­вый рус­ский язык ты, Пет­ров, не учишь. От­ступ­ле­ние - это нас­тупле­ние, по­раже­ние – это по­беда, род­дом – это вра­жес­кий стра­теги­чес­кий объ­ект, и ба­ня воз­ле шко­лы. 

- И все на­ше, Пет­ров. И Аф­ри­ка в ка­кой-то ме­ре нам при­над­ле­жит, и Авс­тра­лия то­же. Они прос­то сво­ей ис­то­рии не зна­ют и бро­дют там у се­бя, кто на сло­не, а кто на кен­гу­ру.

- Вон, ви­дишь идет че­ловек в гал­сту­ке с ку­вал­дой и ли­цом фран­цуз­ско­го буль­до­га. Вот он наш! «Слу­га ца­рю, отец сол­да­там». Всех не­зас­лу­жен­но осуж­денных из тю­рем ос­во­бодил. Но­вую жизнь дал. Что го­воришь, Пет­ров? Не да­вал жизнь? Для че­го ку­вал­да? Ну, зна­ешь, жизнь – не жизнь, ка­кая раз­ни­ца?

- И этот с бо­родой и с гор­ным ак­центом не то пе­ченег, не то пе­ченец. Он то­же наш. Поп­ро­буй воз­ра­зи- гор­ло за на­шу ро­дину пе­рере­жет.

- Ос­та­новись, Пет­ров. Ос­та­новись, по­ка не поз­дно. На­род­ный дол­жен быть с на­родом.

- Да­же не знаю, что те­бе и по­сове­товать, как ис­пра­вить­ся, как смыть с се­бя свой грех? Мо­жет те­бе с Не­чепу­рен­ко ду­этом на тан­ке спеть? Или пес­ню со­ловья на те­леви­дении? Что-то на­до де­лать.

- А ина­че, Пет­ров, уби­рай­ся в свой Из­ра­иль. Там та­ких ждут. Что го­воришь, не ев­рей? Ну, нам вид­нее, кто ев­рей, а кто бу­рят.

- Вре­мя пош­ло, Пет­ров. Мы те­бя на счет­чик пос­та­вили. Ты про крас­ную кноп­ку слы­хал?