ОН ЛЮБИЛ ТЕБЯ, ЖИЗНЬ!

Кри­тика на стра­ницах «Прав­ды» и «Со­вет­ской куль­ту­ры» бы­ла рав­нознач­на паль­бе из ору­дия боль­шо­го ка­либ­ра. Но ком­по­зитор Эду­ард Кол­ма­нов­ский (Eduard Kolmanovsky) не стал ка­ять­ся и пе­рес­тра­ивать­ся, про­дол­жал со­чинять ис­крен­не и убеж­дённо. И его пес­ни вы­жили. Их пе­ли и по ра­дио, и по те­леви­дению, и в кон­цертах, и на ве­черин­ках, и да­же Юрий Га­гарин в кос­мо­се за­пел: «Я люб­лю те­бя, жизнь!».
В сле­ду­ющем ме­сяце вы, до­рогие чи­тате­ли, смо­жете уз­нать ещё мно­го ин­те­рес­но­го и ма­ло­из­вес­тно­го об этом за­меча­тель­ном ком­по­зито­ре, об ар­тистах и по­этах, дру­жив­ших и сот­рудни­чав­ших с ним. Рас­ска­жет, сыг­ра­ет и спо­ёт сын Эду­ар­да Са­вель­еви­ча — Сер­гей Кол­ма­нов­ский (То­мин), то­же из­вес­тный ком­по­зитор, а ещё и жур­на­лист, мно­го лет жи­вущий и ра­бота­ющий в Гер­ма­нии, и при­ез­жа­ющий по приг­ла­шению «КРУ­ГОЗО­РА» с кон­цер­тной прог­раммой «Пес­ни на­шей юнос­ти» в Бос­тон и Хар­тфорд (Кон­некти­кут). На аме­рикан­ском кон­ти­нен­те он бу­дет гас­тро­лиро­вать впер­вые.

— Сер­гей, Ваш ско­рый при­езд к нам бу­дет встре­чен со­оте­чес­твен­ни­ками с нос­таль­ги­чес­ким теп­лом: по­доб­но встре­че с детс­твом, юностью, с от­чим до­мом, сло­вом, со всем до­рогим из прош­ло­го, что зас­тавля­ет сер­дце ра­довать­ся и грус­тить.

— Де­ло, ко­неч­но же, не в мо­ей пер­со­не, а в твор­чес­тве из­вес­тно­го ком­по­зито­ра Эду­ар­да Са­вель­еви­ча Кол­ма­нов­ско­го, мо­его от­ца, ко­торо­му пос­вя­щён мой кон­церт. В бу­дущем на­де­юсь при­ехать в Шта­ты и с дру­гими сво­ими прог­рамма­ми.

— Вы ведь то­же вид­ный ком­по­зитор, из­вес­тны сво­ей уни­вер­саль­ностью: ра­бота­ми и в пе­сен­ном жан­ре, и в ка­мер­ном, пи­шете сим­фо­нии, те­ат­раль­ную му­зыку. Ва­ше имя хо­рошо зна­комо лю­бите­лям му­зыки в Гер­ма­нии, Из­ра­иле. Да и в Со­вет­ском Со­юзе бы­ли дос­та­точ­но из­вес­тны, прав­да, тог­да зна­чились под псев­до­нимом То­мин. В своё вре­мя ва­ша пес­ня «Мо­лодо-зе­лено» ста­ла брен­дом ра­ди­ос­танции «Юность». А по­чему, кста­ти, скры­вались под псев­до­нимом? Чем пло­ха из­вес­тная и прес­тижная фа­милия Кол­ма­нов­ский?

— Она сов­сем да­же не пло­ха. А псев­до­ним я взял, что­бы не бы­ло пу­тани­цы. Вы­бор фа­милии То­мин свя­зан с име­нем мо­ей ма­мы — Та­мары. Пе­ре­ехав в Гер­ма­нию, я не ду­мал, что ког­да-ни­будь вер­нусь на рус­ский ры­нок, а в Гер­ма­нии псев­до­ним был не ну­жен. Ког­да же судь­ба сно­ва све­ла ме­ня с Рос­си­ей, у ме­ня в соз­на­нии как-то стёр­лась идея псев­до­нима, тем бо­лее, что па­пы к то­му вре­мени не ста­ло. Боль­ше я к псев­до­ниму не вер­нусь. Из из­вес­тных про­из­ве­дений «то­мин­ско­го» пе­ри­ода кро­ме наз­ванной ва­ми пес­ни «Мо­лодо-зе­лено» — «Ба­рабан­щик» (дет­ский хор ра­дио), му­зыка к муль­тфиль­му «До­мовой Ку­зя», мю­зик­лы «Гав­рош» и «Фи­луме­на Мар­ту­рано». Пос­ледний мой мю­зикл «Одес­са-ма­ма», ко­торый сей­час идёт в Одес­се, под­пи­сан мо­ей нас­то­ящей фа­мили­ей.

— А ещё Вы не наз­ва­ли свою тро­гатель­ную пес­ню «Ты не ста­рая, ма­ма»… Итак, Вы бы­ли вос­тре­бова­ны и приз­на­ны на ро­дине. Пoче­му же по­кину­ли её, и как от­но­сил­ся к идее эмиг­ра­ции Ваш отец?

— Я жи­ву в Гер­ма­нии с 1990-го го­да. Из Со­юза хо­тел у­ехать дав­но. Я не счи­тал и не счи­таю, что че­ловек дол­жен жить неп­ре­мен­но там, где ро­дил­ся, он дол­жен жить дос­той­но. За­чем, за что на­до му­чить­ся от стра­ха, нес­пра­вед­ли­вос­ти, хамс­тва, прос­то бы­товой не­ком­фор­тнос­ти, ес­ли мож­но пе­реб­рать­ся ту­да, где луч­ше? Но я унич­то­жил бы от­ца: в то вре­мя его как ком­по­зито­ра прос­то-нап­росто зап­ре­тили бы, как пос­ту­пали с дру­гими в по­доб­ных слу­ча­ях. Кро­ме то­го, эмиг­ра­ция в Аме­рику или ре­пат­ри­ация в Из­ра­иль бы­ли не по ду­ше: это ре­ги­оны с не очень по­нят­ной для ме­ня куль­ту­рой. Поз­днее по­яви­лась воз­можность эмиг­ри­ровать в Гер­ма­нию, и это сов­па­ло с тем вре­менем, ког­да мож­но бы­ло уже не бо­ять­ся, что этим ша­гом я унич­то­жу про­фес­си­ональ­ную де­ятель­ность от­ца. Он под­держал ме­ня, по­тому что Гер­ма­ния — это стра­на с боль­ши­ми му­зыкаль­ны­ми тра­дици­ями, это са­мая му­зыкаль­ная стра­на, ко­торую мож­но се­бе пред­ста­вить. Но он ска­зал, что у­едет сам толь­ко тог­да, ког­да это сде­ла­ет вся семья. Од­на­ко брат ос­тался в Рос­сии. А в 1994 го­ду па­па умер.

— А ка­ким он был, Ваш отец — ком­по­зитор Эду­ард Кол­ма­нов­ский, за­пом­нивший­ся и по­любив­ший­ся ты­сячам и ты­сячам — нет, да­же мил­ли­онам? В чём сек­рет его та­кой по­рази­тель­ной му­зыкаль­ной не­пов­то­римос­ти, не­обык­но­вен­ности? Ведь сколь­ко уж лет прош­ло, а его пес­ни и се­год­ня тро­га­ют. Так и зву­чат в ушах «Вальс о валь­се» го­лосом Клав­дии Шуль­жен­ко или Майи Крис­таллин­ской, «Ти­шина» в ис­полне­нии Вла­дими­ра Тро­шина, «Я улы­ба­юсь те­бе» Мар­ка Бер­не­са. А «В на­шем го­роде дождь», «Би­рюсин­ка», «Жу­рав­лё­нок»? Мно­гие дру­гие пес­ни, оз­ву­чен­ные Ге­ор­ги­ем От­сом, И­оси­фом Коб­зо­ном, Ге­леной Ве­лика­новой, Эду­ар­дом Хи­лем и дру­гими зна­мени­тыми ис­полни­теля­ми, ко­торых и пе­речесть-то труд­но…

— У Эду­ар­да Кол­ма­нов­ско­го бы­ло уни­каль­ное уме­ние пе­редать му­зыкой са­мое воз­вы­шен­ное с не­обы­чай­ной прос­то­той, без вы­чур­ности, без из­лишней па­тети­ки. Но как раз это час­то и об­ра­щало на не­го стре­лы кри­тики. Ли­рич­ность пе­сен «Я люб­лю те­бя жизнь» и «Хо­тят ли рус­ские вой­ны» (и мно­гих дру­гих) воз­му­щала сто­рон­ни­ков фан­фарной па­тети­ки. Но кру­че все­го блюс­ти­тели оп­ти­миз­ма об­ру­шились на «В на­шем го­роде дождь» — бе­зыс­ходность, уны­ние и т. д.. Од­на­ко на люб­ви на­рода к па­пиной му­зыке эта кри­тика не ска­зыва­лась.

— Кри­тико­вать — кри­тико­вали, но ведь и зас­лу­ги его бы­ли от­ме­чены вы­соки­ми зва­ни­ями.

— Что да — то да. Го­сударс­твен­ную пре­мию он по­лучил, ког­да ему бы­ло уже за 60, а На­род­но­го ар­тиста СССР — за пол­то­ра го­да до смер­ти. Прос­то даль­ше уже бы­ло неп­ри­лич­но не за­мечать и не от­ме­чать — на­род-то приз­на­вал его де­сяти­лети­ями рань­ше, хоть имел тог­да Эду­ард Кол­ма­нов­ский лишь зва­ние Зас­лу­жен­но­го ар­тиста Бу­рят­ской АССР.

— Я то­же в чис­ле пок­лонни­ков его пе­сен. Ещё со школь­ных лет. Да и здесь уже, в на­чале сво­ей эмиг­ра­ции, в не­оп­ти­мис­ти­чес­кие ми­нуты не­ред­ко вспо­минал их. И зна­ете, эти пес­ни при­носи­ли об­легче­ние. Но по­чему-то за­пом­ни­лось, что где-то в на­чале 70-х пе­рес­та­ли по­яв­лять­ся но­вые пес­ни Эду­ар­да Кол­ма­нов­ско­го. Или я оши­ба­юсь?

— Нет, не оши­ба­етесь: так и бы­ло. В 1968 го­ду в ав­то­мобиль­ной ава­рии по­гиб­ла моя ма­ма. Эта страш­ная тра­гедия ста­ла для от­ца уда­ром, от ко­торо­го он не оп­ра­вил­ся до кон­ца сво­ей жиз­ни. Он её очень лю­бил. Ро­дите­ли бы­ли зна­комы ещё со школь­но­го детс­тва, и по­жени­лись ра­но. Они вмес­те пе­рено­сили и кру­тую по­ру, и взлё­ты, ма­ма всег­да тре­пет­но от­но­силась к его твор­чес­тву. Мно­гие свои пес­ни па­па ей пос­вя­тил. В том чис­ле и «Я улы­ба­юсь те­бе». Пос­ле её ги­бели па­па дол­го не мог со­чинять. Но че­рез нес­коль­ко лет всё же на­шёл в се­бе си­лы вер­нуть­ся к ра­боте, и по­яви­лись та­кие пес­ни, как «Чёр­ное и бе­лое», «Муж­чи­ны», «Од­на сне­жин­ка ещё не снег», «Жен­щи­не, ко­торую люб­лю»…

— Как Вы ду­ма­ете, Сер­гей, ка­ково бы­ло бы от­но­шение Эду­ар­да Са­вель­еви­ча, будь он сей­час жив, к ми­ру се­год­няшне­му? Я имею в ви­ду сос­то­яние ны­неш­ней ду­хов­ности? И ещё: иног­да при­ходит­ся слы­шать, что Рос­сия нын­че пе­режи­ва­ет куль­тур­ный ре­нес­санс. А Ва­ше мне­ние?

— Ду­хов­ность? Отец всег­да тре­пет­но от­но­сил­ся к ней, об этом го­ворит оду­хот­во­рён­ность его му­зыки, и в рав­ной сте­пени от­вергал без­ду­хов­ность. Это яв­ле­ние всег­да зас­тавля­ло от­ца стра­дать. А что та­кое ны­неш­ний ре­нес­санс в рос­сий­ской куль­ту­ре — я не по­нимаю. Ког­да она уми­рала? Шос­та­кович, Про­кофь­ев, Шо­лохов, Сол­же­ницын, от­кры­тие те­ат­ра на Та­ган­ке и «Сов­ре­мен­ни­ка» — я на­зываю яв­ле­ния ста­лин­ско­го вре­мени, хру­щов­ско­го са­модурс­тва и бреж­нев­ско­го хищ­но­го ма­раз­ма. Ес­ли же счи­тать, что рус­ской куль­ту­ре нуж­ны го­нимость и прес­ле­дова­ние, как ус­ло­вия су­щес­тво­вания, то их, дей­стви­тель­но, хва­та­ет и сей­час, толь­ко вмес­то цен­зу­ры по­яви­лись тор­говцы пи­вом, без фи­нан­со­вой по­мощи ко­торых ис­кусс­тву не обой­тись. Вот они и да­вят сво­им куль­тур­ным цен­зом. Приз­нать ре­нес­сансом сме­ну го­ните­лей при том, что куль­ту­ра ни­ког­да да­же и не за­туха­ла, бы­ло бы аб­со­лют­ной бес­смыс­ли­цей.

— Вы ин­те­рес­ный со­бесед­ник и рас­сказ­чик. Не зря о Вас мол­ва та­кая хо­дит. Тем, кто по­падёт на Ва­ши кон­церты, мож­но по­зави­довать.

— Я то­же всег­да с не­тер­пе­ни­ем жду встреч с мо­ими слу­шате­лями и зри­теля­ми. А в дан­ном слу­чае рас­счи­тываю ещё и на по­мощь, за ко­торой хо­чу об­ра­тить­ся и к чи­тате­лям «КРУ­ГОЗО­РА». Я от­ве­чаю за куль­ту­ру в ев­рей­ской ор­то­док­саль­ной об­щи­не Ган­но­вера. Уда­лось соз­дать хор, соп­ро­вож­да­ющий бо­гос­лу­жение, ор­га­низо­вать мно­го кон­цертов, иног­да и с мо­им учас­ти­ем. В пос­леднее вре­мя в по­ис­ках ре­пер­ту­ара для ев­рей­ских му­зыкан­тов иду по сле­ду за­меча­тель­но­го ком­по­зито­ра Ль­ва Пуль­ве­ра. Он был му­зыкаль­ным ру­ково­дите­лем в те­ат­ре Ми­хо­эл­са. По те­леви­дению иног­да по­казы­ва­ют сня­тые в своё вре­мя от­рывки из спек­таклей те­ат­ра, и толь­ко так я мог зна­комить­ся с му­зыкой Пуль­ве­ра и ув­лечь­ся ею.

Од­на­ко ар­хив те­ат­ра унич­то­жен, а статья о Пуль­ве­ре в ев­рей­ской эн­цикло­педии за­кан­чи­ва­ет­ся ле­деня­щими ду­шу сло­вами: «Боль­шинс­тво про­из­ве­дений Пуль­ве­ра не из­да­но, а мес­то­нахож­де­ние ру­копи­сей не ус­та­нов­ле­но».

Очень про­шу от­клик­нуть­ся всех, кто мо­жет по­мочь мне в этих по­ис­ках!

— Ус­пе­хов, Сер­гей, бла­гопо­лучия, ра­дос­ти твор­чес­тва от всех чи­тате­лей и по­чита­телей!

— Спа­сибо. До­рогим чи­тате­лям и бу­дущим слу­шате­лям — мои теп­ло и улыб­ка. До ско­рых встреч!