О РОДИНЕ

"Что это за чувс­тво - лю­бовь к Ро­дине, и жи­ва ли она в нас?" На этот воп­рос ме­ня поп­ро­сили от­ве­тить в од­ном пра­вос­лавном рос­сий­ском жур­на­ле. Там бы­ла та­кая те­ма но­мера. При этом ме­ня за­вери­ли в мо­ей пол­ной сво­боде. Но ког­да я пре­дос­та­вила то, что сей­час пред­сто­ит про­читать вам, ес­тес­твен­но, от­ка­зались. Прав­да, веж­ли­во, и пред­лог наш­ли.

Это я к то­му, что са­мой бы мне на та­кую те­му пи­сать и в го­лову не приш­ло. Пе­ред тем, как на­чать от­ве­чать на этот воп­рос, я пос­мотре­ла фран­цуз­ский сайт с не­дав­ним оп­ро­сом об­щес­твен­но­го мне­ния на эту те­му. Ока­залось, фран­цу­зы чувс­тву­ют се­бя в этом воп­ро­се не сов­сем лов­ко из-за его иде­оло­гичес­кой наг­ру­жен­ности. Ведь что счи­тать ро­диной? Ма­лую свою ро­дину лю­бит вся­кий. Не бе­русь ска­зать, хо­рошо это или пло­хо. Это ес­тес­твен­но. Ка­тего­рия ес­тес­твен­ности не яв­ля­ет­ся эти­чес­кой.

Лю­бовь к ма­лой ро­дине вос­хо­дит к детс­тву и ир­ра­ци­ональ­на. Я, нап­ри­мер, люб­лю свой уго­лок Ва­силь­ев­ско­го ос­тро­ва, тот са­мый, "меж­ду выц­ветших ли­ний" (Брод­ский). Ког­да мой сын мне ска­зал, что этот са­мый лю­бимый уго­лок нек­ра­сивый, я бы­ла по­раже­на. А ведь вер­но, что там кра­сиво­го, во дво­ре по­мой­ка, за ок­ном по­кой­ниц­кая боль­ни­цы Ле­нина (его име­нем толь­ко боль­ни­цы на­зывать, ай­бо­лита наш­ли!). Мой муж, аме­рика­нец, вздох­нул с об­легче­ни­ем, ког­да пос­ле мо­их убо­гих пе­натов по­пал, на­конец, в центр, на Нев­ский, и уви­дел "нас­то­ящий" Пи­тер.

В от­ли­чии от ма­лой ро­дины, Ро­дина с боль­шой бук­вы, то есть ро­дина как стра­на, чем-то ес­тес­твен­ным и ор­га­нич­ным не яв­ля­ет­ся. Это по­лити­чес­кая еди­ница, конс­трукт. По­это­му ког­да мне го­ворят, что оте­чес­тво это не го­сударс­тво, я не сов­сем сог­ласна. Это и го­сударс­тво то­же. Ведь по­нятие оте­чес­тва пред­по­лага­ет не­кие прос­транс­твен­ные и вре­мен­ные ат­ри­буты. А эти ат­ри­буты неп­ре­рыв­но ме­ня­ют­ся, ме­ня­ет­ся ге­ог­ра­фичес­кие гра­ницы, эт­ни­чес­кий сос­тав, ре­жимы, ус­тои. Так где оно на­чина­ет­ся и где кон­ча­ет­ся? На Ку­рил­лах? С Ук­ра­иной счи­тать или без? Или, то­го луч­ше, с Чеч­ней или без Чеч­ни? А ис­то­ричес­ки, где на­чало, где ко­нец? Ис­то­рики об этом до­гово­рить­ся не мо­гут. За­то по­лити­ки и иде­оло­ги - по­жалуй­ста.

По­это­му ког­да фран­цу­зов поп­ро­сили оп­ре­делить, что для них Фран­ция, они за­дума­лись на­дол­го. Это Фран­ция с тер­ри­тори­ями или без, до или пос­ле Ре­волю­ции, ко­лоний, Кар­ла Ве­лико­го? По­думав, они ска­зали, в боль­шинс­тве, что Фран­ция для них это идеи Прос­ве­щения, ра­венс­тва, а так­же пра­ва че­лове­ка, сво­бода лич­ности.

А нас вос­пи­тыва­ли, в ос­новном, на бе­резо­во-ро­маш­ко­во-че­рему­ховом сбо­ре. Ка­ково бы­ло мое удив­ле­ние, ког­да об­на­ружи­лось, что в Ка­наде и на се­вере США бе­рез и ро­машек не мень­ше, чем в Рос­сии. Моя пер­вая, ес­тес­твен­ная ре­ак­ция бы­ла: ук­ра­ли! Ну, по край­ней ме­ре, пе­реса­дили. Обид­но. Но там как-то спо­кой­но к мо­ей ре­ак­ции от­неслись и пред­ло­жили де­лить­ся.

И нам на­до пос­по­кой­ней от­но­сить­ся к по­нятию ро­дины и ее ат­ри­бутам. По­мень­ше эмо­ций. Пом­ни­те, у Брод­ско­го: "К рав­но­душ­ной от­чизне при­жима­ясь ще­кой". От­чизна - су­щес­тви­тель­ное не­оду­шев­ленное.
Ко­неч­но, мне всег­да сра­зу ста­вят на вид буй­ный аме­рикан­ский пат­ри­отизм. Вер­но. Но тут то­же важ­но по­нять, а мне на это аж 20 лет по­надо­билось, на чём этот пат­ри­отизм за­мешан.

 Ес­ли спро­сить са­мого обык­но­вен­но­го аме­рикан­ца за что он лю­бит свою стра­ну, он сра­зу, ру­ча­юсь, ска­жет од­но сло­во: сво­бода. За то, что он сво­бод­ный граж­да­нин сво­бод­ной стра­ны. Имен­но за это они идут уми­рать, по­тому что ве­рят, иде­алис­ты, что сво­бода нуж­на всем. И вдал­бли­ва­емый в шко­ле пат­ри­отизм со все­ми его не­навис­тны­ми мне ми­нуса­ми ос­но­ван не на сле­пой люб­ви к абс­трак­но­му оте­чес­тву, а на ува­жении к Кон­сти­туции, за­конам и сво­бодам. В этом ог­ромная раз­ни­ца! Раз­ни­ца меж­ду взрос­лой, ос­мыслен­ной лю­бовью и дет­ской, под­созна­тель­ной люб­ви к сво­ему.

У нас же куль­ти­виру­ют и куль­ти­виро­вали всег­да имен­но эту пос­леднюю, дет­скую, бе­зус­ловную лю­бовь к ро­дине, пе­рено­ся та­ким об­ра­зом под­созна­тель­ную лю­бовь к ма­лой ро­дине, ко­торую, как из­вес­тно, не вы­бира­ют, - на всю дер­жа­ву. То есть же­латель­но, что­бы лю­бовь ко всей Рос­сии ос­та­валась та­кой же дет­ски-на­ив­ной и ир­ра­ци­ональ­ной, как и лю­бовь к род­ной под­во­рот­не. Тут и по­эты пос­та­рались: умом, как из­вес­тно, Рос­сию не по­нять, и т.д.

Очень лес­тные для Рос­сии сло­ва (хо­тя, ес­ли вду­мать­ся, раз­ве бы­ла ког­да-ли­бо хоть од­на стра­на, ко­торую в прин­ци­пе мож­но бы­ло ме­рить не­ким "об­щим ар­ши­ном"? Да и что это за ар­шин та­кой?). То есть Ро­дину у нас при­нято лю­бить не за что-то и не по­чему-то, а  как раз нес­мотря ни на что, воп­ре­ки все­му и наз­ло всем. Вро­де то­го, как я люб­лю свой уго­лок детс­тва меж­ду по­мой­кой и по­кой­ниц­кой. Люб­лю и все. Хоть убей­те. Эта мысль хо­роша у Шев­чу­ка, пом­ни­те:
 
Ро­дина. Пусть кри­чат - уро­дина,
А она нам нра­вит­ся,
Хоть и не кра­сави­ца.

Или у Жва­нец­ко­го: "У нас бу­дет луч­ше. Сей­час здесь ху­же, чем где угод­но, но бу­дет луч­ше".

Это ведь все то же "мож­но толь­ко  ве­рить", толь­ко ска­зан­ное уже пос­ле то­го, как боль­ше ста лет толь­ко ве­рили. Ведь Тют­чев-то дав­но пи­сал.

А тут на­до как раз не ве­рить, а ра­зоб­рать­ся здра­во и спо­кой­но. Ро­дина не Гос­подь Бог, что­бы в нее ве­рить. Важ­но не сот­во­рить се­бе из ро­дины ку­мира, то есть идо­ла. Ар­нольд Той­нби, зна­мени­тый хрис­ти­ан­ский ис­то­рик, го­ворил, что в двад­ца­том ве­ке идо­лопок­лонни­чес­тво воз­ро­дилось в но­вом об­ли­чии пок­ло­нения кол­лектив­ной влас­ти и си­ле, будь то то­тали­тар­ное го­сударс­тво, ар­мия, ре­волю­ци­он­ные мас­сы, на­род, про­лета­ри­ат, стра­на или на­ция. Всё это под­ме­ны идо­лами Бо­га жи­вого. У хрис­ти­ани­на ро­дина - не­бес­ный И­еру­салим. Хрис­ти­анс­тво над­на­ци­ональ­но и в этом од­на из са­мых прив­ле­катель­ных его черт. Ес­ли нет ни эл­ли­на, ни и­удея, зна­чит нет для Твор­ца и дру­гих пле­мен и раз­ли­чий.

По­это­му, мне ка­жет­ся, нас­та­ива­ние на люб­ви к Ро­дине (от сло­ва род), оте­чес­тву (зем­ле от­цов) с хрис­ти­анс­твом сог­ла­су­ет­ся с на­тяж­кой. В кон­це кон­цов, не за из­ме­ну ли ро­дине и ро­ду сво­ему и­удей­ское свя­щенс­тво от­верну­лось от Хрис­та? Ведь и­удеи жда­ли сво­его, пле­мен­но­го ос­во­боди­теля, ко­торых их по­ведет про­тив Ри­ма. А он не за­хотел воз­гла­вить ос­во­боди­тель­ное дви­жение сво­его на­рода, от­ка­зал­ся от ро­ли вож­дя сво­его пле­мени.

Опять же: у Шев­чу­ка есть глу­бокая мысль, мо­жет, бо­лее глу­бокая, чем он сам по­доз­ре­ва­ет, и глу­боко хрис­ти­ан­ская: "Был нам бо­гом отец, ну а чер­том Ро­дина". По­тому что то не­под­да­юще­еся ни опи­санию, ни ура­зум­ле­нию по­нятие выс­ше­го по­ряд­ка, ко­торое у нас на­зыва­ют ро­диной, есть нич­то иное, как воз­ве­ден­ное в ранг сак­раль­но­го (свя­тая Русь) пле­мен­ное чувс­тво. Мир, по хрис­ти­ан­ской кон­цепции, ле­жит во зле, а Рос­сия при этом свя­тая зем­ля? Как это вя­жет­ся? Это и всег­да бы­ло с на­шей сто­роны чванс­твом, а уж пос­ле двад­ца­того ве­ка - и вов­се неп­ри­лич­но.

Скром­нее на­до быть. И нет та­кой за­пове­ди: "лю­би стра­ну свою, зем­лю от­цов сво­их или мес­то, где ты ро­дил­ся." Есть: лю­би Бо­га жи­вого и жи­вых лю­дей: от­ца, мать, ближ­не­го, вра­га.

Чувс­тво пле­мен­ной при­над­лежнос­ти жи­во в каж­дом. Толь­ко вот осо­бо бу­дить и тор­мо­шить его не сто­ит. Во вся­ком слу­чае без осо­бой на то при­чины. А при­чина­ми та­кими, как пра­вило, яв­ля­ют­ся ре­волю­ции, вой­ны, вся­кие ка­тас­тро­фы и ка­так­лизмы, ког­да тре­бу­ет­ся мо­били­зовать лю­дей и зас­та­вить их жер­тво­вать со­бой. В та­кие мо­мен­ты во всех стра­нах взы­ва­ют имен­но к пат­ри­оти­чес­ким чувс­твам. И это ра­бота­ет поч­ти бе­зот­казно и, при­чем, за­меть­те, не­зави­симо от то­го, на спра­вед­ли­вое ли де­ло тол­ка­ют на­селе­ние или на прес­тупле­ние. Прос­то спра­вед­ли­вым и доб­ро­детель­ным обь­яв­ля­ет­ся все, что на поль­зу мо­ей ро­дине. Имен­но к чувс­тву люб­ви к ро­дине ап­пе­лиро­вали, и ус­пешно, и Гит­лер, и Ста­лин, и Му­соли­ни, и Сад­дам Ху­сейн. По­это­му фран­цу­зы пра­вы, счи­тая те­му ро­дины, оте­чес­тва, те­мой опас­ной, отя­гощен­ной прош­лым и чре­ватой ос­ложне­ни­ями в бу­дущем.

По­сему ска­жу: Рос­сию как стра­ну, или луч­ше как дер­жа­ву, я не люб­лю и на­хожу, что лю­бить ее не за что. А лю­бить сле­по, как вер­ный пес лю­бит пь­яно­го и зло­го хо­зя­ина, я уже не мо­гу (и во­об­ще я пред­по­читаю ко­шек).

Свой род­ной язык и го­род люб­лю, ко­неч­но. Сын мой, в от­ли­чии от по­дав­ля­юще­го боль­шинс­тва де­тей рус­ских эмиг­рантов, не толь­ко го­ворит,  чи­та­ет и пи­шет на рус­ском язы­ке, а так­же лю­бит и зна­ет Пе­тер­бург. О мо­ей не­из­бывной люб­ви к жи­вопис­но­му угол­ку мо­его детс­тва я уже го­вори­ла. Ска­зан­ное сов­сем не зна­чит, что судь­ба Рос­сии, ее при­роды и ее лю­дей, мне без­различ­на. Я глу­боко со­пере­живаю и сос­тра­даю жи­вым, нас­то­ящим, кон­крет­ным, жен­щи­нам, муж­чи­нам, де­тям, ко­торые по­пали в бе­ду. Та­ким, как Ви­талий Бун­тов и дру­гим зак­лю­чен­ным, ко­торых пы­та­ют в рос­сий­ских тюрь­мах, их ге­ро­ичес­ким ад­во­катам, бро­шен­ным де­тям, прос­то прек­расным лю­дям, ко­торых я пос­то­ян­но на­хожу. Я ста­ра­юсь де­лать, что мо­гу и по­мочь, чем мо­гу.

К го­рячим из­ли­яни­ям в люб­ви к ро­дине ("из-под доб­рых ца­рей ль­ет­ся в рты мар­ме­лад", Ю. Шев­чук), я от­но­шусь нас­то­рожен­но. Так и ка­жет­ся, что за этим мар­ме­ладом пос­ле­ду­ет пред­ло­жение ко­му-ни­будь, не­дос­та­точ­но род­но­му, мор­ду на­бить.  

И пос­леднее. Мой сын ро­дил­ся в Пе­тер­бурге, детс­тво про­вел во Фран­ции, а юность в Аме­рике. Его нян­чи­ли ня­ни, мои друзья, из двад­ца­ти стран Аф­ри­ки, Ев­ро­пы, Азии и Ла­тин­ской Аме­рики. Он сво­бод­но го­ворит и ду­ма­ет на че­тырех язы­ках, чувс­тву­ет се­бя до­ма в нес­коль­ких стра­нах. У не­го или ро­дины во­об­ще нет, или у не­го их три. В лю­бом слу­чае, ни ху­же, ни ущер­бнее он от это­го не стал. На­обо­рот, ему мож­но толь­ко по­зави­довать, по­тому что он аб­со­лют­но сво­боден от ра­сиз­ма и на­ци­она­лиз­ма, прак­ти­чес­ки не­из­бежных, увы, спут­ни­ков го­рячей люб­ви к зем­ле от­цов. И он ведь не один та­кой. Все его друзья - чу­дес­ные ре­бята с бе­зум­ны­ми ро­дос­ловны­ми и би­ог­ра­фи­ями: фран­цуз араб­ско­го про­ис­хожде­ния, япо­новед; вы­рос­ший во Фран­ции по­луперс-по­лу­араб, счи­та­ющий се­бя аме­рикан­цем; фран­ко-гви­не­ец из Лон­дон­ской шко­лы ис­кусств и т.д. . Их це­лое по­коле­ние, ма­лень­кое по­ка, ко­неч­но, но очень сим­па­тич­ное. И мне ка­жет­ся, что имен­но та­кие лю­ди смо­гут спас­ти на­шу пла­нету, ес­ли ее во­об­ще еще мож­но спас­ти.