Загадочное слово степь (Часть 1)

«Чёрт вас возь­ми, сте­пи, как вы хо­роши!»
Н. Го­голь

Часть 1

В на­чале 1980-х до­велось мне вос­ста­нав­ли­вать не­боль­шой, ку­бов на шесть ро­тор­ный эк­ска­ватор для Но­вот­ро­иц­ко­го ру­до­уп­равле­ния – и да­же по­рабо­тать на нем: на­до же по­казать за­каз­чи­ку ма­шину в де­ле. Пом­ню, взял­ся я за по­руч­ни тра­па и по­лез в ка­бину (она рас­по­лага­лась на вы­соте вто­рого эта­жа). Сел за ры­чаги, ог­ля­дел­ся – и за­был обо всем. Зо­лотая степь, си­ние и бе­лые от­ва­лы, даль­ние и близ­кие карь­еры – пей­заж, зна­ете ли, при­рода! Не­бо го­лубое, об­ла­ка, те­ни от них на степ­ном му­аре...

На­до бы­ло, ви­димо, ид­ти в ху­дож­ни­ки или пи­сате­ли. Но те ред­ко на­лажи­ва­ют ро­тор­ные эк­ска­вато­ры и не о чем им пи­сать! Они или на­туж­но фан­та­зиру­ют, или жи­вут чу­жой жизнью, а мне впол­не хва­тало сво­ей. Рань­ше, прав­да, ра­ботать при­ходи­лось боль­ше в тес­ных и тем­ных за­вод­ских це­хах, а здесь из ка­бины от­кры­лось, вол­нистое, зо­лотис­то-зе­леное мо­ре.

Ах, как прек­расна степь ле­том! Имен­но тог­да, вклю­чив обе­ими ру­ками глав­ный ру­биль­ник и взяв­шись за ры­чаги, я по­нял – это ро­дина. Я ро­дил­ся и вы­рос в сте­пи, сре­ди от­кры­тых да­лей. Да, бы­вал в го­рах Ади­рон­да­ка, Кры­ма и Кар­пат – и в глу­хих рус­ских ле­сах. Ви­дел мо­ря и оке­аны, паль­мы и тро­пичес­кие пля­жи. Но вся эта кра­сота мер­кнет в срав­не­нии со степ­ным мо­рем.

Ес­ли дож­дей ма­ло, то степь вы­гора­ет, тра­ва жух­нет и прос­ту­па­ют ис­то­чен­ные вре­менем поз­вонки до­потоп­ных хреб­тов. Они бы­ли древ­ни­ми пять­сот лет то­му на­зад, при та­тарах, ты­сячу лет на­зад, при по­лов­цах; две ты­сячи лет – при ски­фах; три – при ким­ме­рий­цах и шесть при три­поль­цах. Кста­ти, вам ни­ког­да не хо­телось за­лезть на тер­ри­кон и ог­ля­нуть­ся? Что? У вас поб­ли­зос­ти нет тер­ри­конов? Гм, а в Дон­бассе они пов­сю­ду и вид с них за­меча­тель­ный: смот­ришь и не нас­мотришь­ся, не на­любу­ешь­ся! Без­гра­нич­ная, по­лого-хол­мистая степь та­ет в без­донной си­ней дым­ке на краю не­ба и зем­ли, и на ней кое-где тем­ные ко­нусы. Не­кото­рые тер­ри­коны за­рос­ли де­ревь­ями и очень ук­ра­ша­ют на­ши без­лесные мес­та. Но глав­ное, ко­неч­но, степь...

Кто толь­ко не ко­чевал ею: ким­ме­рий­цы и ски­фы, сар­ма­ты и ха­зары, пе­чене­ги, по­лов­цы и та­тары. И сколь­ко их ни прош­ло че­рез эти прос­то­ры, все в один го­лос твер­ди­ли, что луч­ше на­ших сте­пей нет и быть не мо­жет! И я им ве­рю, я с ни­ми сог­ла­сен, хо­тя и счи­тал толь­ко тех, кто хо­тя бы не­надол­го за­дер­жался в сте­пях обе­тован­ных. А сколь­ко бы­ло про­ходя­щих? Кто толь­ко ноз­дри раз­ду­вал, вды­хая ко­выль­ный ве­тер, ши­роко рас­кры­вал гла­за и кру­тил го­ловой, что­бы ох­ва­тить взгля­дом не­ох­ватные го­ризон­ты, но не мог ос­та­новить­ся – сза­ди под­жи­мала оче­редь. Гун­ны, бол­га­ры, ава­ры, уг­ры.

Ты­сячу лет на­зад по это­му пу­ти прош­ли на за­пад и тор­ки, пред­ки мо­ей суп­ру­ги, тур­ки-огу­зы. Не си­делось им до­ма... Го­ты за­ходи­ли сю­да, ви­кин­ги, как буд­то здесь ме­дом на­маза­но. И я не толь­ко им ве­рю, но и по­нимаю: сам ро­дил­ся в этих сте­пях, ни­ког­да не ус­таю ими лю­бовать­ся и чувс­твую се­бя не­уют­но в ле­сах или го­рах. Тес­но там! Как во­об­ще мож­но жить без даль­них го­ризон­тов?

Вот и Го­голь за­чах в мрач­ном Пе­тер­бурге. И фель­дмар­шал Ман­штейн, да­леко не ли­рик по про­фес­сии, по­пал под оча­рова­ние на­ших сте­пей. Нас­ту­пал он ле­том 1941 го­да на Ме­лито­поль – и на всю жизнь ос­тался под их впе­чат­ле­ни­ем: едешь на тан­ке день, едешь дру­гой, а впе­реди все та же до­рога в ни­куда! Ко­рифей ма­нев­ренной вой­ны, он и дол­жен был лю­бить опе­ратив­ный прос­тор, по­тому и жа­лел тан­ко­вых ди­визий, за­губ­ленных в мрач­ных мос­ков­ских ле­сах.

И вот тог­да, под Но­вот­ро­иц­ком, я и за­думал­ся об эти­моло­гии сло­ва степь...

***

Сог­ласно сло­варям BDB Theological Dictionary и HAW Theological Wordbook of the Old Testament сло­во эдем (eden) про­ис­хо­дит от ак­кад­ско­го edinu, ко­торое вос­хо­дит к шу­мер­ско­му eden, что оз­на­ча­ет рав­ни­ну, степь. Бу­дучи ро­дом из сте­пей, я по­нимаю эту связь. Они прек­расны! И мне стран­но, что Кам­пе­адор Сид в по­эме Ан­то­нио Ма­чадо «Campos de Castilla» ска­чет в из­гна­ние «Por la terrible estepa castellana» – по ужас­ной кас­тиль­ской сте­пи.
Ах, эти сте­пи, это пир­шес­тво да­лей, от­кры­тый во все стра­ны мир под са­мым прос­торным не­бом! Нет, гос­по­да, это не прос­то тра­вянис­тая рав­ни­на, это ро­дина, ко­торая всег­да с то­бой, как бы да­леко ты ни у­ехал. Но по­чему и как этот лан­дшафтный тер­мин стал об­щим для боль­шинс­тва ев­ро­пей­ских язы­ков? На не­мец­ком, фран­цуз­ском и ан­глий­ском – steppe; на ис­пан­ском, баск­ском, ка­талан­ском и га­лисий­ском estepa. На бол­гар­ском – степ; хорв. – stepa; греч.; венгр. – sztyeppe; итал. – steppa; лат. – steppe, steppa; ма­кед. – степ­ски; поль­ск. – step; ру­мын. – stepa; сербск., сло­вацк., сло­венск. – сте­па.

Осо­бен­но ди­вит ла­тынь, ибо по­лага­ют, что в Ев­ро­пу сло­во по­пало из рус­ско­го. Ведь на аре­ну ис­то­рии Русь выш­ла че­рез мно­го ве­ков пос­ле ги­бели Ри­ма, в ее ле­топи­сях сте­пей нет, а впер­вые в рус­ских за­писях они встре­ча­ют­ся в до­воль­но поз­днем со­чине­нии мос­ков­ско­го куп­ца Фе­дора Ко­това «О хо­ду в пер­сид­ское царс­тво и из Пер­си­ды в Тур­скую зем­лю, и в Ин­дию, и в Ур­зум». Он со­вер­шил в 1623-24 гг. пу­тешес­твие в Пер­сию и пи­сал: «…а на Са­рато­ве го­род сто­ит на лу­говой сто­роне... А сто­ит над Вол­гой на ров­ном мес­те, а по ниж­нюю сто­рону реч­ка Са­ратов­ка выш­ла из сте­пи, а око­ло пош­ла степь во все сто­роны».

Что ж, поп­ро­бу­ем прос­ле­дить пу­ти рас­простра­нения сло­ва и по­пут­но за­метим: не­уже­ли бол­га­ры с вен­гра­ми, эта­лон­ные кон­ные ко­чев­ни­ки, про­явив­шие се­бя на аре­не ис­то­рии рань­ше рус­ских, не име­ли для сте­пей сво­его наз­ва­ния? Не­уже­ли гре­ки, две с по­лови­ной ты­сячи лет жив­шие в при­чер­но­мор­ских сте­пях, за­имс­тво­вали тер­мин из рус­ско­го?

Поль­ская за­гад­ка

Ес­ли он по­пал в Ев­ро­пу из Ру­си или Мос­ко­вии, то не мог ми­новать Поль­ши. Не че­рез Ар­хангель­ск же про­ник в Ан­глию? Да, Фас­мер пи­шет в сво­ем «Эти­моло­гичес­ком сло­варе»: «степь "без­лесная воз­вы­шен­ность, во­дораз­дел", ме­зенск., ар­ханг.», но в ан­глий­ском тер­мин оз­на­ча­ет бес­край­нюю тра­вянис­тую рав­ни­ну.

Но и в поль­ском язы­ке наб­лю­да­ет­ся сход­ное с ар­ханг. тол­ко­вание, к при­меру на сай­те со­бако­водов Atlas psow w PodajLape.pl в статье Chart polski о поль­ских бор­зых-хор­тах. Дан­ные ки­ноло­гов очень важ­ны, ведь тер­ми­ны сей тон­кой на­уки ухо­дят вглубь ве­ков. Итак: «Pierwsze wzmianki o charcie polskim pochodza z XIII wieku, ... dlugi i swobodny wykrok, zarowno w stepie...» «Пер­вые упо­мина­ния о хор­те поль­ском вос­хо­дят к XIII ве­ку… длин­ный и сво­бод­ный шаг, степь ров­ная…»

То бишь степь у сла­вян оз­на­чала хол­ку со­баки. Или ло­шади. В зна­чении без­лесно­го реч­но­го хреб­та-во­дораз­де­ла встре­ча­ет­ся в сло­варе Да­ля. Но в при­выч­ном нам лан­дшафтном смыс­ле сло­во дол­го (слиш­ком дол­го для оче­вид­ной эти­моло­гии) не при­меня­лось. А ког­да вош­ло в оби­ход, то вряд ли в свя­зи с хол­ка­ми со­бак или с вы­раже­ни­ями, оз­на­чав­ши­ми в поль­ских ле­топи­сях нас­ле­дова­ние (нас­те­пова­ние) или вступ­ле­ние (встеп).
Для об­ширных без­лесных тра­вянис­тых прос­транств в рус­ском, как и в иных сла­вян­ских язы­ках из­древ­ле ис­поль­зо­валось сло­во по­ле: По­ловец­кое по­ле, Ди­кое по­ле. При­чем оно бы­ло столь ар­хе­типич­ным, что не толь­ко имя по­лян-ки­ев­лян, но и са­мих по­ляков ка­жет­ся тес­но свя­зан­ным с ним. По­это­му да­же в раз­гар боль­ших степ­ных проб­лем Поль­ши, край­не обос­трив­шихся к се­реди­не XVII ве­ка, ког­да все ее си­лы бы­ли за­дей­ство­ваны на вос­точном фрон­те, где ре­шалась судь­ба дер­жа­вы, сло­ва степь в поль­ских за­писях вы не най­де­те. Там фи­гури­рова­ло Dzikie Pole.

Да, степь встре­чалась в днев­ни­ке Эри­ха Ля­соты, авс­трий­ско­го дип­ло­мата и во­ен­но­го де­яте­ля, пос­ланно­го авс­трий­ским им­пе­рато­ром на­нимать за­порож­ских ка­заков на служ­бу. Он пи­сал в 1594 го­ду: «И­юля 3 дня мы прош­ли ми­мо Лы­сой го­ры на ле­вом, рус­ском бе­регу и Тол­стые Пес­ки, боль­шие пес­ча­ные хол­мы на та­тар­ском бе­регу; да­лее, поч­ти сра­зу, ми­нули гир­ло реч­ки Кон­ские Во­ды, что те­чет из та­тар­ской сте­пи…» Да, про­тив свя­зи ка­заков со степью воз­ра­жать труд­но, но с днев­ни­ком вот ка­кая ис­то­рия. Я пе­ревел ци­тату с ук­ра­ин­ско­го из кни­ги Д.И. Явор­ницко­го «Ис­то­рия за­порож­ских ка­заков». Од­на­ко в ори­гина­ле «Tagebuch des Erich Lassota von Steblau» нет ни­каких сте­пей. Там прос­ти­ра­ют­ся Tatterifchen feldern – та­тар­ские по­ля.

И все же в свя­зи с тран­зи­том че­рез Поль­шу за­коно­мер­но вста­ет воп­рос ка­зац­ко­го ге­нези­са сло­ва степь. Тем бо­лее что сле­ду­ющее пос­ле куп­ца Ко­това его упо­мина­ние в рус­ских ис­точни­ках встре­ча­ет­ся в «Кни­ге Боль­шо­му чер­те­жу», сос­тавлен­ной в 1627 г. в Раз­рядном при­казе. Про­токи Те­река там на­зыва­ют­ся Под­степ­ная Быс­трая и Под­степ­ной про­ток.

Ук­ра­ин­ские ав­то­ры статьи «О про­ис­хожде­нии лан­дшафтно­го тер­ми­на степь» (В.А  Бу­шаков и Н.Е. Дро­гобыч. Сте­пи Се­вер­ной Ев­ра­зии. Ма­тери­алы III Меж­ду­народ­но­го сим­по­зи­ума. Орен­бург, 2003) по­лага­ют, что тер­мин степь в ре­чи тер­ских, дон­ских и за­порож­ских ка­заков бы­товал уже в XV сто­летии. И все же рань­ше всех с ка­зака­ми стол­кну­лись (точ­нее, за­вели их для борь­бы с та­тара­ми) имен­но по­ляки. Они же дол­жны бы­ли пер­вы­ми оз­на­комить­ся с этим сло­вом. Но не оз­на­коми­лись.

О ка­заках поль­ские ле­топи­си упо­мина­ют с кон­ца XV ве­ка, од­на­ко, к при­меру, в «Хро­нике поль­ской» Мар­ти­на Бель­ско­го, ро­дона­чаль­ни­ка ле­топи­сания на род­ном язы­ке, до­веден­ной до 1598 г., где ка­закам уде­лено мно­го мес­та, сте­пей нет, лишь ди­кие по­ля. И в «Хро­нике…» Ма­тея Стрый­ков­ско­го, до­веден­ной до 1581 г., их нет. И в «Ди­ари­уше ко­мис­сии или эк­спе­диции про­тив вой­ска за­порож­ско­го. 1625» нет. И в «Опи­сании Ук­ра­ины» (1651 г.) Гий­ома Ле­вас­се­ра де Боп­ла­на, фран­цуз­ско­го ин­же­нера, стро­ив­ше­го Ко­дак, форт на Днеп­ре про­тив ка­заков, пи­шет­ся о les campagnes и les champs (по­ля, рав­ни­ны). Хо­тя он мно­го лет про­вел в сте­пях и дол­жен был знать мес­тные тер­ми­ны.

И в объ­емис­той «Ле­топи­си, или Хро­нике раз­личных дел и со­бытий» И­оахи­ма Ер­ли­ча, ох­ва­тыва­ющей пе­ри­од с 1620 по 1671 гг., нет это­го сло­ва, хо­тя в Рос­сии оно уже бы­ло в хо­ду. И да­же в ти­тани­чес­кой, пе­репол­ненной за­имс­тво­вани­ями изо всех язы­ков по­эме-эпо­пее «Вой­на до­мова с ка­зака­ми…» Са­му­ила Твар­дов­ско­го, став­ше­го, по всей ви­димос­ти, про­об­ра­зом па­на Заг­ло­бы из три­логии Сен­ке­вича, оно не встре­ча­ет­ся. В этом и зак­лю­ча­ет­ся поль­ская за­гад­ка.

Ибо в т.н. «ка­зац­ких» ле­топи­сях Гра­бян­ки, Са­мовид­ца и Са­мий­ла Ве­лич­ко (пе­рево­див­ше­го, кста­ти, по­эму Твар­дов­ско­го) сло­во это упот­ребля­ет­ся час­то. Но на­писа­ны они бы­ли в кон­це XVII - на­чале XVIII вв., что не поз­во­ля­ет од­нознач­но ут­вер­ждать ка­зац­кое про­ис­хожде­ние сло­ва. А его от­сутс­твие в поль­ских ис­точни­ках XVII ве­ка не поз­во­ля­ет го­ворить о тран­зитной ро­ли Поль­ши. К то­му же, как ни па­радок­саль­но, не­яс­но, в ка­кую сто­рону имел мес­то тран­зит! Ибо поль­ская за­гад­ка мер­кнет на фо­не оше­лом­ля­ющей ан­глий­ской.