По левинским местам

Про­шел "юби­лей­ный", 1915-й год, год, ког­да ра­ву Арье Ле­вину ис­полни­лось бы сто трид­цать лет, а я так и не удо­сужил­ся доб­рать­ся до И­еру­сали­ма и прой­тись "по ле­вин­ским мес­там". А с дру­гой сто­роны свя­тость не воз­ни­ка­ет ни­от­ку­да и не уми­ра­ет вмес­те с ее но­сите­лями. Так что, ока­зав­шись все-та­ки в Свя­том го­роде вмес­те с мо­ей юной и прек­расной родс­твен­ни­цей,  не так дав­но со­вер­шившей окон­ча­тель­ный пе­релет в Бен Гу­ри­он и став­шей на­шею счас­тли­вой со­оте­чес­твен­ни­цей, я, ко­неч­но, по­тащил ее в та­инс­твен­ные и ча­ру­ющие пе­ре­ул ки, где все ды­шит эпо­хой "Ста­рого ишу­ва", да и вре­мена­ми рож­де­ния "Но­вого",  чье ды­хание и ста­ло со вре­менем тем вет­ром, что за­дул в па­руса но­ворож­денно­го го­сударс­тва Из­ра­иль.

 - Вот, Анеч­ка, в эту си­наго­гу он хо­дил мо­лить­ся, - го­ворю я  де­вуш­ке, слег­ка  зас­ку­чав­шей у вхо­да, по­ка я, стоя в бейт-кнес­се­те, быть мо­жет, на том са­мом мес­те, где ког­да-то сто­ял рав Арье, воз­но­сил моль­бы к Вс-выш­не­му. - А вот по этой ле­сен­ке он под­ни­мал­ся, ког­да шел до­мой…   

  … В 1885 го­ду в ма­лень­ком го­род­ке под Бе­лос­то­ком ро­дил­ся че­ловек, ко­торо­го на­зыва­ют ве­ликим пра­вед­ни­ком на­шего по­коле­ния, ос­но­вой ми­ра - рав Арье Ле­вин. В 1905 он п ри­ехал в И­еру­салим. Нав­сегда.

Здесь он по­лучил "сми­ху" - зва­ние рав­ви­на, здесь же­нил­ся…

- Анеч­ка! На­де­юсь, ког­да ты вый­дешь за­муж,  у те­бя в се­мей­ной жиз­ни все бу­дет прек­расно, ни­каких проб­лем. Но вдруг… ну ка­кая-то ме­лочь, или, ска­жем, под­ружка зай­дет за со­ветом…

   "В день свадь­бы, - рас­ска­зывал он впос­ледс­твии сво­ему вну­ку, - я поп­ро­сил свою мо­лодую же­ну обе­щать мне, что мы всег­да бу­дем до­воль­ство­вать­ся тем, что у нас есть, ни­ког­да не бу­дем жа­леть о де неж­ных по­терях и ни­ког­да не бу­дем ссо­рить­ся…"

   Ви­дишь, как прос­то. Рас­ки­нул ру­ки и по­летел.

  Глав­ный прин­цип се­мей­ной жиз­ни рав Арье фор­му­лиро­вал так: "Же­на - часть те­бя са­мого. И ты дол­жен фи­зичес­ки ощу­щать эту не­раз­рывную связь с ней".

   Вы­пол­ни­мо ли это для нас? Для ра­ва Арье бы­ло вы­пол­ни­мо. Хрес­то­матий­ной ста­ла ис­то­рия о том, как он при­вел же­ну к вра­чу со сло­вами: "У нас бо­лит но­га". По вос­по­мина­ни­ем вра­ча, ли­цо его при этом бы­ло ис­ка­жено стра­дани­ем.

  Глав­ное в се­мей­ной жиз­ни, - счи­тал рав Арье, - уметь ус­ту­пать. "Знай: - го­ворил он, -  че­ловек дол­жен быть гиб­ким, как трос­тник, но не твер­дым, как кедр. Это - нас­тавле­ние на­ших Учи­телей. Во вре­мя бу­ри кедр мо­жет сло­мать­ся, а трос­тник - толь­ко нак­ло­нит­ся. А ког­да бу­ря прой­дет - он вып­ря­мит­ся. Тот, кто уме­ет ус­ту­пать, пре­одо­ле­ет все жиз­ненные бу­ри. Тот, кто это­му не на­учил­ся, по­добен нег­ну­щему­ся кед­ру, ко­торый мо­жет сло­мать­ся от силь­ных вет­ров".

   И еще: "Ес­ли че­ловек сде­лал дру­гому ве­ликое доб­ро и в от­вет на это не по­лучил по­бо­ев, он дол­жен быть счас­тлив и бла­года­рен. Кто уж тут ду­ма­ет о "спа­сибо"!"

   Пас­тернак пи­сал: "Цель твор­чес­тва - са­мо­от­да­ча". Ес­ли ис­хо­дить из этой фор­му­лы, для ра­ва Ле­вина твор­чес­твом бы­ла са­ма жизнь.

      С 1917  го­да и до са­мой смер­ти  в 1969 го­ду рав Арье был "маш­ги­ахом ру­хани" - ду­хов­ным нас­тавни­ком в тал­муд то­ра (на­чаль­ной ре­лиги­оз­ной шко­ле) "Эц ха­им", что в пе­рево­де зна­чит  "Дре­во жиз­ни". Эта шко­ла на­ходит­ся не­пода­леку, на со­сед­ней ули­це. К со­жале­нию, зда­ние ее не сох­ра­нилось. Де­ти жи­ли в ужа­са­ющей ни­щете. В те вре­мена ра­боты в И­еру­сали­ме прак­ти­чес­ки не бы­ло, а по­жер­тво­вания из-за гра­ницы пос­ту­пали бо­лее, чем скуд­но. Рав Арье по­могал уче­никам чем мог, но проб­ле­ма зак­лю­чалась в том, что ро­дите­ли мно­гих уче­ников счи­тали бед­ность выс­шей сту­пенью пра­вед­ности, а ас­ке­тизм - под­ви­гом. Как-то рав Арье за­метил, что один маль­чик хо­дит бо­сиком, и на свои собс­твен­ные день­ги - а с ни­ми у не­го бы­ло не гус­то - ку­пил для уче­ника бо­тин­ки. Но он был уве­рен, что отец и мать ре­бен­ка от­ка­жут­ся от та­кого по­дар­ка. Тог­да рав Арье стал эк­за­мено­вать уче­ника по то­му ма­тери­алу, ко­торый тот, без сом­не­ния, хо­рошо знал. И вру­чил бо­тин­ки в ка­чес­тве при­за, о чем и уве­домил ро­дите­лей маль­чи­ка.

   Од­нажды ле­том, вско­ре пос­ле свадь­бы,  в дверь вон той  кро­хот­ной од­но­ком­натной квар­тирки с кух­ней на дво­ре, где рав Арье про­живал с же­ной, кто-то пос­ту­чал. Рав Арье от­во­рил дверь и уви­дел хо­рошо оде­того мо­лодо­го че­лове­ка. Ед­ва тот во­шел, как по­терял соз­на­ние.  При­дя в се­бя, юно­ша вру­чил ра­ву Арье пись­мо, из ко­торо­го сле­дова­ло, что его отец, гла­ва од­ной из ев­ро­пей­ских ешив, про­сит ра­ва Арье  "прис­мотреть за сы­ном, ко­торо­го я с тре­петом по­сылаю в Свя­тую Зем­лю, пос­коль­ку ни­кого там не знаю, кро­ме Арье, мо­его лю­бимо­го уче­ника". Ока­залось, по до­роге па­рень за­болел ти­фом, и в Яф­фо ник­то его не пус­кал на по­рог, бо­ясь за­разить­ся. Нес­коль­ко но­чей он про­вел на ули­це, а те­перь вот доб­рался до И­еру­сали­ма. Рав Арье сроч­но по­бежал в боль­ни­цу "Ша­арей Це­дек"  за ле­карс­тва­ми, а вер­нувшись, по­мог боль­но­му вы­купать­ся, на­кор­мил его сво­им ужи­ном и уло­жил в свою пос­тель. Пос­тель же­ны он пе­ренес на кух­ню, что­бы не под­вергать ее опас­ности,  сам всю ночь уха­живал за гос­тем, про­цити­ровав из­ре­чение из Тал­му­да, что "ис­полня­ющий за­поведь вне опас­ности", а на­ут­ро от­пра­вил­ся с ним вмес­те в боль­ни­цу "Ша­арей Це­дек". По­ка юно­ша бо­лел, он его все вре­мя на­вещал, а ког­да тот выз­до­ровел, на­шел ему ра­боту и ор­га­низо­вал ши­дух.

  Впро­чем, боль­ни­цы рав Ле­вин по­сещал час­то, за­ботясь о па­ци­ен­тах, у ко­торых не бы­ло се­мей. Мно­го раз бы­вал он и в ле­чеб­ни­цах для про­кажен­ных, в том чис­ле в бейт-ле­хем­ской где ле­жали, в ос­новном, ара­бы.

   Один и­еру­сали­мец поп­ро­сил его сроч­но одол­жить ему де­нег. Зар­пла­ту рав Ле­вин дол­жен был по­лучить к ве­черу, а день­ги тре­бова­лись ут­ром. Рав Арье поп­ро­сил ка­кого-то ла­воч­ни­ка на рын­ке "Ма­хане Егу­да" ссу­дить ему 50 лир до ве­чера и вы­ручил нуж­да­юще­гося. А тут вы­пал глу­бокий снег. У ра­ва не бы­ло ка­лош, и… так ве­лик был соб­лазн вер­нуть день­ги ут­ром. Но - сло­во есть сло­во! И - фак­ти­чес­ки по ко­лено в во­де - рав Арье поп­лелся воз­вра­щать долг.

Мы как раз сей­час на этом рын­ке. "Ма­хане И­егу­да" - "Ла­герь И­егу­ды". Сим­во­личес­кое наз­ва­ние! Ко­го здесь толь­ко нет! Ев­реи и не­ев­реи, аш­ке­назы и се­фар­ды, ре­лиги­оз­ные и свет­ские, "вя­заные ки­пы" и ха­редим! При­мер­но так же этот улей гу­дел и во вре­мена рав Арье, мо­жет, чуть по­тише, да "вя­заных кип" здесь бы­ло по­мень­ше. Но он, столь обо­жав­ший лю­дей на­вер­ня­ка нас­лаждал­ся про­гул­ка­ми по это­му "шу­ку" не мень­ше, чем мы сей­час нас­лажда­ем­ся.

Боль­ше все­го прос­ла­вил­ся рав Арье тем, за что проз­ва­ли его "от­цом зак­лю­чен­ных". Ев­ре­ев, осуж­денных бри­тан­ски­ми влас­тя­ми, чле­нов под­поль­ных ор­га­низа­ций "Паль­мах", "Ха­гана", "Ир­гун" он на­чал по­сещать еще в 1927 го­ду В зной и в хо­лод, в по­ру дож­дей и в по­ру хам­си­нов, не бо­ясь ни араб­ско­го но­жа ни бри­тан­ской пу­ли, он на­вещал в тюрь­мах сво­их "сы­новей" каж­дый ша­бат и каж­дый праз­дник.

С 1931 го­да он стал офи­ци­аль­ным рав­ви­ном зак­лю­чен­ных, пос­та­вив ус­ло­вие - за эту ра­боту он не бу­дет по­лучать ни ко­пей­ки. По суб­бо­там рав  Арье мо­лил­ся вмес­те с зак­лю­чен­ны­ми, раз­го­вари­вал с ни­ми, ис­полнял роль "связ­но­го" меж­ду ни­ми и чле­нами их се­мей, по­рой прос­то за­пол­нял ва­ку­ум тю­рем­ной жиз­ни. Вот как вспо­мина­ют его уз­ни­ки:  "Мы счи­тали в тюрь­ме дни до ви­зита ра­ва Арье".

"Он об­ра­щал­ся к сер­дцу. Этот язык бы­ло не­воз­можно не по­нять".

"Он не вы­вел нас вмес­те с ним на­ружу, но внес в на­ши тю­рем­ные зас­тенки весь мир".

"Бла­года­рю Все­выш­не­го, что от­крыв пе­редо мной две­ри ка­меры № 48 - две­ри в не­из­вес­тность за ре­шет­кой, Он пос­лал мне Сво­его ан­ге­ла".

"Ког­да он гла­дил твою ру­ку, ты чувс­тво­вал, что он мо­лит­ся о те­бе, что­бы те­бе бы­ло хо­рошо. Как буд­то ру­ка ан­ге­ла ка­салась те­бя. Он дер­жит твою ру­ку, и из его глаз как буд­то ска­тыва­ет­ся сле­за, ибо спа­сение еще не приш­ло".

"Ес­ли вам не до­велось ви­деть, как зак­лю­чен­ные при­нима­ют ра­ва Арье и как встре­ча­ют его, вы не зна­ете, нас­коль­ко силь­ной мо­жет быть лю­бовь и ве­ра".

"Его гла­за ос­ве­щали тем­но­ту на­ших ка­мер…  Для нас он был мос­том к по­коле­ни­ям, ко­торые жи­ли до нас, и свя­зу­ющим зве­ном на пу­ти к Все­выш­не­му".

 "Есть один че­ловек, ко­торо­му я раз и нав­сегда бес­ко­неч­но бла­года­рен, уди­витель­ный, бес­ценный ев­рей, о ко­тором ты мне ни­чего не ска­зал. Н имен­но он приб­ли­зил ме­ня к Твор­цу в эти ро­ковые дни… (Ма­тить­яу Шму­левич был при­гово­рен к смер­тной каз­ни, ко­торую по­том  за­мени­ли по­жиз­ненным зак­лю­чени­ем), Ухо­дя из тю­рем­но­го зда­ния, он не мог взять нас с со­бой в сво­бод­ный мир. Он при­носил этот мир - к нам".

Ког­да на­до бы­ло по­мочь осуж­денным на смер­тную казнь, Рав Ле­вин пи­сал пись­ма в ин­стан­ции, по­давал апел­ля­ции с прось­бой смяг­чить на­каза­ние. Од­нажды, что­бы пе­редать по наз­на­чению пе­тицию, он бро­сил­ся под ко­леса дви­жуще­гося ли­музи­на, в ко­тором ехал офи­ци­аль­ный пред­ста­витель Ве­ликоб­ри­тании в Из­ра­иле.

Ког­да его выз­ва­ли ночью, что­бы про­из­нести ви­дуй (ис­по­ведь) вмес­те с зак­лю­чен­ным, при­гово­рен­ным к смер­ти, он ска­зал бри­тан­ско­му офи­церу: "При­готовь два стол­ба - один - для ме­ня. Я не смо­гу сто­ять и смот­реть, как ве­ша­ют ев­рея в Свя­том го­роде".

Рав Й­осеф-Ша­лом Эль­яшив наз­вал его "ге­ни­ем ми­лосер­дия и люб­ви к ближ­не­му". А Ури Лу­полян­ский ска­зал: "Есть лю­ди, вы­делен­ные в этом ми­ре, на­пол­нившие его но­выми ве­щами. Наш пра­отец Ав­ра­ам воз­ро­дил ве­ру в еди­ного Б-га, Рам­бам - фи­лосо­фию, Ба­аль Шем Тов - бла­гочес­тие (ха­сидут). Рав Ле­вин воз­ро­дил ге­ни­аль­ность, ко­торая сос­то­ит в люб­ви к на­роду Из­ра­иля, в ми­лосер­дии - под­линную лю­бовь к ми­лосер­дию".

   В чем был ис­точник его без­донно­го ми­лосер­дия и люб­ви к ближ­не­му? Од­нажды рав Арье ска­зал сво­ему вну­ку: "Есть два ви­да лю­дей - лю­бящие прав­ду и не­нави­дящие ложь.
Ка­кое раз­ли­чие меж­ду ни­ми?"
Тот, по­думав, ска­зал: "Не знаю".
От­ве­тил Рав Арье:
"есть раз­ни­ца меж­ду ни­ми, как рас­сто­яние от за­пада до вос­то­ка.
Тот кто лю­бит ис­ти­ну, ви­дит в дру­гом че­лове­ке толь­ко все хо­рошее и по­это­му лю­бит его. В сле­ду­ющий раз он най­дет и рас­кро­ет в нем еще что-то но­вое хо­рошее и от­не­сет­ся к не­му с еще боль­шей лю­бовью.. Так уси­лива­ет­ся лю­бовь его к не­му, с каж­дым ра­зом, ви­дя в нем нас­то­ящую сущ­ность.
Вто­рой вид лю­дей, ко­торые не­нави­дят ложь, об­на­ружив лжи­вую сущ­ность в дру­гом ев­рее, на­чина­ют от­да­лять­ся от не­го. В сле­ду­ющий раз он уви­дит в нем еще раз лжи­вую сущ­ность и еще бо­лее от­да­лить­ся от не­го, и в ито­ге бу­дет его не­нави­деть".

  Ну вот мы и прош­лись "по ле­вин­ским мес­там".  Хо­рошо бы у нас в ду­ше эти вот "ле­вин­ские" мес­та сох­ра­нились, что­бы смог­ли мы с то­бой … нет, не до­тянуть­ся, а хо­тя бы приб­ли­зить­ся к уров­ню ра­ва Арье. И да по­может нам глав­ный его прин­цип - боль­ше люб­ви, мень­ше не­навис­ти. Да­же ес­ли это не­нависть ко лжи. Тя­нуть­ся-то на­до.