ЛЕГЕНДА О "КОЛОМБИНЕ"

При­кос­но­вение к ле­ген­де
                       
Маль­чиш­кой я жил в да­лёком ази­ат­ском го­роде, на са­мой его ок­ра­ине, где ис­че­зали узость и ко­рявость ста­рых и го­вор­ли­вых го­род­ских квар­та­лов, а за  мол­ча­ливы­ми гли­няны­ми  за­бора­ми  на­чина­лась бес­ко­неч­ная  жел­тая, су­хая  степь.
 
В на­шем дво­ре по­селил­ся хро­мой инос­тра­нец. Ему да­ли пус­то­вав­шую ком­на­ту в од­но­этаж­ном гли­няном  фли­гель­ке в глу­бине дво­ра, и тём­ные ок­на, пах­нувшие до это­го без­жизнен­ным и пыль­ным за­пус­те­ни­ем,  зас­ве­тились че­лове­чес­ким жиль­ём.

Ве­чера­ми инос­тра­нец, вы­тянув нег­нувшу­юся ле­вую но­гу, уса­живал­ся на скамью пе­ред вхо­дом в свой дом  и мол­ча­ливо раз­гля­дывал всё, что про­ис­хо­дило во дво­ре. Иног­да его ли­цо при­нима­ло при этом не­доволь­ное вы­раже­ние, иног­да - не­пони­мание че­го-то. Бы­вало, что он бе­седо­вал с про­ходя­щими че­рез двор  людь­ми, или жи­теля­ми ок­ру­жа­ющих до­миков. Ко­неч­но, пос­редс­твом жес­ти­куля­ции, это­го меж­ду­народ­но­го язы­ка, да ещё и эмо­ци­ональ­ных, вы­рази­тель­ных меж­до­метий и вос­кли­цаний....

Од­нажды, усев­шись поп­рочнее, он вы­тащил из хол­ще­вой сум­ки связ­ку ка­ких-то  де­ревя­шек и на­чал что-то нес­пешно вы­резать из мо­лоч­но-бе­лого брус­ка, щел­кая  при этом  по де­реву за­мыс­ло­ватым блес­тя­щим но­жом. Дво­ровые маль­чиш­ки и  де­воч­ки  стол­пи­лись вок­руг инос­тран­ца и чу­дес­но­му их удив­ле­нию не бы­ло гра­ниц - из де­ревяш­ки  выг­ля­нула  по­теш­ная  фи­зи­оно­мия ве­село­го озор­но­го маль­чиш­ки !          

- Бу­рати­но! - ска­зал я пог­ромче,и ткнул паль­цем в де­ревяш­ку.

- Пи­нок­кио! - от­ве­тил инос­тра­нец и улыб­нулся нам всем, а смуг­лое, мор­щи­нис­тое ли­цо  его раз­гла­дилось, и на нём заб­лесте­ли  яр­ко-бе­лые зу­бы.

...За­бав­ный де­ревян­ный че­лове­чек с длин­ным но­сом и ве­сёлым озор­ным ли­цом и се­год­ня сто­ит у ме­ня на сто­ле и, как бы из да­лёко­го да­лека, пог­ля­дыва­ет на ме­ня с нас­мешли­вой,по­нят­ли­вой и сов­сем не пов­зрос­левшей улыб­кой. Он из­рядно по­жел­тел, и, ка­жет­ся, ещё и сей­час хра­нит теп­ло­ту рук оди­ноко­го хро­мого италь­ян­ца,ко­торый не­ведо­мыми пу­тями,из­вес­тны­ми лишь до­верен­ным ли­цам из ан­ти­фашист­ско­го под­полья, ока­зал­ся в на­шем го­роде, в са­мой сер­дце­вине Сред­ней Азии. Я и сей­час не знаю его  нас­то­яще­го име­ни  и, на­вер­ное, уже ни­ког­да не уз­наю. Мы, во дво­ре, на­зыва­ли его Ма­рио Гви­дови­чем, а на  кон­вертах, ко­торые за­носи­ла ему из­редка тё­тя Ду­ся, поч­таль­он, мы под­смот­ре­ли чуд­ную фа­милию, не­обыч­но зву­чав­шую в на­шем крае.

...Вес­ной 1945-го Ма­рио Гви­дович у­ез­жал нав­сегда, до­мой, на Ро­дину, ко­торую он ос­та­вил осенью 1936-го,что­бы сра­жать­ся с мя­теж­ни­ками за рес­публи­ку в  Ис­па­нии.
Про­ща­ясь с ним, я уже знал, что Ма­рио  Гви­дович - ли­тера­тор и ху­дож­ник.Что он во­евал в Ин­тер­бри­гаде под Мад­ри­дом, а пос­ле по­раже­ния   Рес­публи­ки жил в Под­московье.Что он учас­тво­вал в пер­вых бо­ях с фа­шис­та­ми на на­шей зем­ле.Что он  был тяж­ко ра­нен и его вы­ходи­ли в пар­ти­зан­ском от­ря­де на Брян­щи­не, а от­ту­да дос­та­вили на Боль­шую  Зем­лю. Тог­да, про­ща­ясь с ним, я всё это уже знал, по­тому, что очень сдру­жил­ся с Ма­рио Гви­дови­чем Mар­ти­нел­ли - италь­ян­цем, ан­ти­фашис­том, ли­тера­тором и ху­дож­ни­ком. Мо­жет быть эта, поч­ти пя­тилет­няя друж­ба с италь­ян­ским ху­дож­ни­ком и ли­тера­тором, и пов­ли­яла впос­ледс­твии на мой вы­бор жиз­ненно­го пу­ти. ..

Ма­рио Гви­дович знал мно­жес­тво на­род­ных ска­зок, ле­генд и ис­то­рий, не всег­да, увы, нам по­нят­ных. И  уже поз­днее, вспо­миная и об­ду­мывая на­ши с ним бе­седы на по­лурус­ском, по­лу­италь­ян­ском, ко­торый я с  ин­те­ресом пос­ти­гал с его по­мощью, я по­нял, что он был не прос­то хо­рошо об­ра­зован­ным ху­дож­ни­ком и  ли­тера­тором. Он был из­вес­тным, и не толь­ко у се­бя  на ро­дине, а сре­ди ми­ровых спе­ци­алис­тов,ис­то­риком ис­кусс­тва,док­то­ром,учё­ным  с проч­ным и ус­то­яв­шимся ав­то­рите­том.Он на­писал нес­коль­ко боль­ших книг,и по­обе­щал,что по при­ез­де к се­бе до­мой  приш­лёт мне свои италь­ян­ские  кни­ги с пре­лес­тны­ми ли­тог­ра­фи­ями. Ес­ли,ко­неч­но,что-то там, до­ма,сох­ра­нилось...            

Иног­да, ког­да мы, дво­ровые, со­бира­лись ве­чера­ми вок­руг Ма­рио Гви­дови­ча, он дек­ла­миро­вал маль­чи­кам и де­воч­кам - уча­щим­ся раз­ных клас­сов близ­ле­жащей 10-ой шко­лы, что-то звон­кое и ис­крис­тое на сво­ём не­понят­ном язы­ке. А за­тем, улы­ба­ясь, всё же как-то (поз­днее уже да­же и с мо­ей по­мощью) по­яс­нял, что это - сти­хот­ворные про­из­ве­дения боль­ших италь­ян­ских по­этов ми­нув­ших лет и ве­ков...

Бы­вало, что на на­ши  дво­ровые  по­сидел­ки при­ходил од­но­рукий школь­ный учи­тель, жив­ший по со­седс­тву.  Они оба  и без  нас о чем-то  не­ред­ко  бе­седо­вали,и мы ви­дели и по­нима­ли, что Ма­рио Гви­дович и Осип  Аро­нович, школь­ный хи­мик и фи­зик, бы­ли да­же друж­ны, хоть и объ­яс­ня­лись труд­но, при­бегая,  как и мы, школь­ни­ки, к жес­ти­куля­ции и ка­кому-то рус­ско-италь­ян­ско-не­мец­ко­му на­речию... Прав­да, в  один из ве­черов, я, ус­лы­шав не­ожи­дан­но, как здо­рово Ма­рио Гви­дович го­ворил по-рус­ски, очень уди­вил­ся. А поз­же, уже не­задол­го до отъ­ез­да, он мне рас­ска­зывал, что по-рус­ски го­ворил с удо­воль­стви­ем.

А и дей­стви­тель­но, я ви­дел, что он го­ворит по-рус­ски с тем при­ят­ным и доб­ро­жела­тель­ным ак­центом, ко­торый всег­да от­ли­чал на­ших ис­крен­них дру­зей. Но ког­да мы с ним под­ру­жились, он и ви­да не  по­дал, что уме­ет го­ворить по-рус­ски дос­та­точ­но хо­рошо. Про­ща­ясь, он, сме­ясь, ска­зал, что ви­дел мой ин­те­рес к изу­чению инос­тран­ных язы­ков. И не толь­ко мой. А, рас­ска­зывая нам, школь­ни­кам, италь­ян­скую  по­эзию на италь­ян­ском же язы­ке, Ма­рио Гви­дович, ви­димо, прос­то хо­тел до­нес­ти до рус­ско­языч­ных ре­бят ме­лоди­ку и рит­ми­ку  нез­на­комой нам по­эзии и её язы­ка. Впро­чем, не мо­гу стро­ить ве­ро­ят­нос­тных до­гадок и пред­по­ложе­ний о со­быти­ях дав­но ми­нув­ших дней. Ска­жу толь­ко, что Ле­на Дем­бровская, тог­да за­дум­чи­вая мол­чаль­ни­ца-пя­тик­лас­сни­ца, ста­ла впос­ледс­твии пе­ревод­чи­цей с италь­ян­ско­го, а в  пос­ледние го­ды жиз­ни, нес­пра­вед­ли­во и жес­то­ко от­ня­тые у неё не­доб­рой судь­бой, ра­бота­ла пре­пода­ватель­ни­цей италь­ян­ско­го на от­де­лении во­кала в Ки­ев­ской кон­серва­тории. А То­лик Луз­гин ра­ботал в со­вет­ских пред­ста­витель­ствах в Ита­лии и Югос­ла­вии, и по­тихонь­ку за­нял­ся и ли­тера­турой, а за­тем  и ли­тера­туро­веде­ни­ем. Ко­неч­но, по италь­ян­ско­му нап­равле­нию. Ну, а я нав­сегда свя­зал свою тру­довую судь­бу с ис­то­ри­ей ис­кусств...

Не всё из рас­ска­зан­но­го Ма­рио Гви­дови­чем на по­сидел­ках во дво­ре, или в его ком­натке, ког­да сле­зилась не­пого­да, пом­нится, ес­тес­твен­но, и до­ныне. Но од­на из ле­генд, ус­лы­шан­ная от не­го лет­ним ве­чером, ког­да не­мило­сер­дное сол­нце, как бы нас по­жалев, за­кати­лось за го­ры, а пыль­ные то­поля и чи­нары стря­хива­ли с лис­твы днев­ной зной, за­пом­ни­лась на­дол­го. Нав­сегда.. Че­рез мно­го лет, пе­репи­сыва­ясь с прес­та­релым Оси­пом   Аро­нови­чем, я уз­нал,что и он пом­нил эту ле­ген­ду до мель­чай­ших под­робнос­тей. Вот она,эта ле­ген­да, л е г е н д а   о   К о л о м б и н е, наз­ванная пер­вым ее рас­сказ­чи­ком   н о в е л л о й,
рас­ска­зан­ной  без­вес­тным  стран­ни­ком,ко­торый  по­сетил от­да­лен­ные  зем­ли  и  на­роды,и был  нас­лы­шан  раз­ных   за­нят­ных  и  по­учи­тель­ных  ис­то­рий,од­ну из  ко­торых  он вам и  рас­ска­зыва­ет       .
                                                                                                                                                                
Но­вел­ла, рас­ска­зан­ная без­вес­тным стран­ни­ком

Род синь­ора Фран­ческо весь­ма ува­жа­ем был в го­роде, пос­коль­ку всем бы­ла из­вес­тна его глу­бокая  ста­рина. И го­воря о синь­оре Фран­ческо ди Бар­то­ломео да Дза­ноби дель Джо­кон­до, не за­быва­ли обыч­но от­ме­тить доб­рым сло­вом и его дос­тослав­ных пред­ков, о ко­торых и по­ныне из­вес­тно мно­гое, зас­лу­жива­ющее пох­ва­лы и бла­годар­ных вос­по­мина­ний. Ведь ещё и сей­час в при­ходе Свя­того Ан­то­ния бе­реж­но сох­ра­ня­ют­ся ста­рин­ные цер­ковные кни­ги, в ко­торых име­ют­ся поб­лекшие от вре­мени за­писи о не­кото­рых от­да­лён­ных пред­ках синь­ора Фран­ческо, что вмес­те со всем слав­ным ры­цар­ским во­инс­твом от­важно сра­жались  за Свя­тую Зем­лю, от­во­ёвы­вая от не­вер­ных Гроб Гос­по­день.

А  ког­да  в бе­седах  на  мес­тах  по­сиде­лок  у  ре­ки  упо­мина­ли  по  ка­ким - ли­бо  по­водам  синь­ора  Фран­ческо,то  не  скры­вали  при этом  и  со­чувс­твен­ных  воз­ды­ханий.. Объ­яс­ня­лось это тем, что синь­ора Фран­ческо уже дваж­ды по­кида­ли суп­ру­ги. Так, пер­вая его суп­ру­га, дон­на Фе­лиция из ро­да Пач­чолли, все­го лишь по про­шес­твии од­но­го го­да суп­ру­жес­тва,не убе­рег­шись од­нажды  от весь­ма хо­лод­но­го лив­ня, прос­ты­ла, и  вско­ре скон­ча­лась от груд­но­го ог­ня.А синь­ор Фран­ческо, пог­рустив  в   те­чение  пят­надца­ти ме­сяцев,сно­ва вос­пы­лал лю­бовью и на­мере­ни­ем во­зыметь  нас­ледни­ка  и   дос­той­но­го   пре­ем­ни­ка,и вско­рос­ти об­ру­чил­ся с Джи­ован­ной Ма­ри­ей дель Фар­не­зе,пре­лес­тной и ра­но ов­до­вев­шей фло­рен­тинкой.                       .                                                                                                                                                                               А за­тем и сыг­ра­ли свадь­бу. Но, по­види­мому, Бо­жес­твен­ное Про­виде­ние весь­ма  серь­ёз­но  ка­рало синь­ора Фран­ческо за ка­кие-то прег­ре­шения, пос­коль­ку все­го лишь на вто­ром го­ду сво­его пов­торно­го за­мужес­тва дон­на Джи­ован­на-Ма­рия дель  Фар­не­зе не­ожи­дан­но уш­ла к не­бес­ным вра­там. И обе суп­ру­ги не ус­пе­ли по­дарить синь­ору Фран­ческо ни до­чери, ни сы­на. И по­тому ка­залось, что синь­ор Фран­ческо и в са­мом де­ле  прог­не­вил чем-то  си­лы не­бес­ные, ли­бо нав­лёк на ду­шу свою гроз­ное прок­ля­тие ка­кого-то не­доб­ро­го че­лове­ка. По­это­му ни од­но ува­жа­емое в го­роде се­мей­ство не мог­ло сог­ла­сить­ся от­дать  ему в жё­ны  ка­кую-ли­бо из сво­их до­черей, хо­тя в де­лах сво­их синь­ор Фран­ческо  был обо­ротист и  сла­вил­ся уме­ни­ем раз­ре­шать са­мые за­путан­ные воп­ро­сы, обык­но­вен­но и не­ред­ко воз­ни­ка­ющие в де­неж­ных дей­ствах, ког­да учас­тни­ками их ста­новят­ся раз­ные лю­ди, меж ко-
ими  бы­ва­ют   не­доб­ро­совес­тные                                                                                                                

И вот од­нажды, во вре­мя тор­жес­твен­ной мес­сы по слу­чаю свет­ло­го праз­дни­ка Бла­гове­щенья - а сле­ду­ет вам знать, что синь­ор Фран­ческо был доб­рым ка­толи­ком и рев­нос­тным при­хожа­нином, и, имея  ус­пе­хи и пос­то­ян­ное хо­рошее ус­трой­ство сво­их дел, не за­бывал уде­лять и свя­той цер­кви на­шей от  сво­их при­об­ре­тений, чем не еди­нож­ды зас­лу­живал гром­кое вос­хва­ление в про­пове­дях, как дос­той­ный  об­ра­зец для пов­то­рения ины­ми при­хожа­нами - так вот, я и про­дол­жаю - во вре­мя этой мес­сы он стол­кнул­ся взгля­дом с зо­лотис­то-ка­рим взо­ром нез­на­комой ры­жево­лосой де­вицы. Под об­ра­щён­ным на не­го  вни­матель­ным и да­же чуть вы­зыва­ющим взгля­дом ея скры­валось неч­то, зас­та­вив­шее сер­дце синь­ора  Фран­ческо за­бить­ся быс­трее. И он по­думал тог­да, что сле­ду­ет неп­ре­мен­но и пос­ко­рее уз­нать, что это  за ми­лая де­вица и чь­его она до­ма. И дол­жно вам знать, что синь­ор Фран­ческо про­явил в этих на­мере­ни­ях зна­читель­ную сме­лость и нас­той­чи­вость, и вот, все­го лишь че­рез пол­го­да, он, имея трид­цать пять  лет от ро­ду, об­ру­чил­ся с шес­тнад­ца­тилет­ней Ли­зой ди Ноль­до Ге­рар­ди­ни. А уже че­рез год пос­ле свер­ше­ния сва­деб­но­го об­ря­да, дон­на Ли­за по­дари­ла синь­ору Фран­ческо дочь,наз­ванную  ими  Бер­нарди­ной.

К то­му вре­мени, ко­торое приб­ли­жа­ет­ся к опи­сыва­емо­му на­ми, синь­ор Фран­ческо дель Джо­кон­до, бу­дучи  уме­лым бан­ки­ром, что име­ет до­верие мно­гих бо­гатых до­мов во всей Ита­лии, да и весь­ма да­леко за её  пре­дела­ми, стал уже од­ним из ста­рей­шин го­рода.

Тог­да же дон­на Ли­за по­дари­ла ему и вто­рую дочь. И вот, как бы не вни­мая то­му, что не­кото­рые зло­языч­ные го­род­ские сплет­ни­ки, а па­че- сплет­ни­цы, рас­пуска­ли слу­хи о том, что семья синь­ора Фран­ческо  ро­ковым об­ра­зом прок­ля­та, дон­на Ли­за рас­цве­ла не­зем­ной кра­сотой. Ли­цо её неж­ным ова­лом сво­им и  чуть за­ос­трен­ным под­бо­род­ком сви­детель­ство­вало о не­бес­ной гар­мо­нии и бо­жес­твен­ных про­пор­ци­ях. Рес­ни­цы  ее,хо­тя  и   не гус­тые и пыш­ные, как это бы­ва­ет боль­шей частью у жен­щин с гла­зами си­него  цве­та, прик­ры­вали зо­лотис­тый взгляд, об­ра­щав­ший­ся к со­бесед­ни­ку с пос­то­ян­ным и не­ос­лабным лю­бопытс­твом, а, за­час­тую  и с ве­сёлой лу­кавостью. И ещё я мо­гу ска­зать, что тем­но­карие гла­за её вни­матель­ностью сво­ею и лю­боз­на­тель­ностью сви­детель­ство­вали о том, что дон­на Ли­за наг­ражде­на Соз­да­телем не толь­ко кра­сотою те­лес­ной, но так­же и дос­та­точ­ным ра­зумом - сим  ве­личай­шим да­ром Гос­подним.

И хо­тя синь­ор Фран­ческо ни ра­зу про то ни с кем не об­молвил­ся, но нам дос­то­вер­но из­вес­тно, что дон­на Ли­за бы­вала не пос­ледним со­вет­чи­ком в его де­неж­ных де­лах, и иной раз про­сижи­вала с ним це­лые  но­чи, по­могая, как бы с по­мощью дос­тавшей­ся ей в нас­ледс­тво ни­ти Ари­ад­ны, рас­пу­тывать хит­ро­ум­ные  спле­тения в счёт­ных кни­гах, ко­им не бы­ло чис­ла. Но мол­ва при­писы­вала дон­не Ли­зе не толь­ко уме­ние  раз­ре­шать мно­гочис­ленные и весь­ма слож­ные де­ла бан­кир­ско­го до­ма дель Джо­кон­до, ког­да они слу­чались. Рас­ска­зыва­ли  све­дущие  лю­ди,ог­ля­нув­шись  пред­ва­ритель­но вок­руг -  не  под­слу­шива­ют ли  сог­ля­датаи,
спе­ци­аль­но для сих дел сос­то­ящие на нег­ласной служ­бе  у  Синь­ории,- что не­кото­рые ре­шения Синь­ории, и да­же са­мого гон­фа­лонь­ера синь­ора Со­дери­ни, в точ­ности сов­па­дали с те­ми на­мере­ни­ями, ко­торые за­думы­вал и за­тем нас­той­чи­во ис­пра­шивал сог­ла­сия Синь­ории на их вы­пол­не­ние синь­ор Фран­ческо. Пос­ле дол­гих бе­сед с дон­ной Ли­зой и об­ду­мыва­ния её со­ветов.

...Итак, нам до­под­линно из­вес­тно, что же­нить­ба синь­ора Фран­ческо дель Джо­кон­до на Ли­зе ди Ноль­до  Ге­рар­ди­ни сло­жилась весь­ма удач­ной жизнью, нес­мотря на не­доб­рые пред­ска­зания без ме­ры бла­гочес­ти­вых го­род­ских  сплет­ни­ков  и  зло­языч­ни­ков .

Синь­ор Фран­ческо очень лю­бил свою суп­ру­гу, чуть ук­рупнив­шу­юся пос­ле рож­де­ния до­черей, и она от­ве­чала ему лю­бовью не мень­шей, но так­же вер­ностью и доб­ро­поря­доч­ностью, от­ли­ча­ющи­ми фло­рен­ти­нок.

В двад­цать с не­боль­шим лет дон­на Ли­за при­об­ре­ла ту­гую пол­но­ту и гор­де­ливую осан­ку муд­рой ма­тери се­мей­ства. Вы­ходя из до­му, она сту­пала мед­ленно и сте­пен­но, да­бы не­воз­му­тимостью сво­ею и бла­гоп­ристой­ностью зак­ре­пить ува­жение и лю­бовь го­рожан, знав­ших синь­ора Фран­ческо, как весь­ма на­дёж­но­го ис­полни­теля сво­их дел. И за­час­тую  при­ез­жие ми­лан­ские бан­ки­ры или важ­ные гос­по­да из се­вер­ных им­пе­рий, а так­же раз­личные слу­жите­ли Хрис­то­вы, ко­торые в те го­ды от­ли­чались осо­бой чувс­тви­тель­ностью   к жен­ской кра­соте, ус­ту­пая  дон­не  Ли­зе до­рогу, удив­лённо мор­щи­ли лбы при взгля­де на её ли­цо.И яр­ким  вос­хи­щени­ем  за­гора­лись при этом их гла­за,не при­вык­шие удив­лять­ся че­му-ли­бо в   мно­гот­рудной, за­пол­ненной гре­ховод­ни­цами, зем­ной жиз­ни. Гля­дя на дон­ну Ли­зу, ос­та­валось толь­ко сог­ла­шать­ся с  раз­ны­ми сти­хот­ворца­ми и лют­ниста­ми, ко­их пре­дос­та­точ­но раз­ве­лось в ту по­ру, и имев­ших обык­но­вение  сла­вить прек­расных фло­рен­ти­нок, на­зывая их при этом дос­той­ны­ми пре­ем­ни­цами вы­сокой те­лес­ной кра­соты и гар­мо­нич­но­го со­вер­шенс­тва ра­зума древ­не­рим­ских пат­ри­ци­анок...

Синь­ор Фран­ческо пос­тро­ил для сво­ей семьи дву­хэтаж­ный дом из се­рого с го­лубиз­ной тос­кан­ско­го  кам­ня. Внут­ренние по­кои и те­нис­тый сад он ук­ра­сил из­ва­яни­ями из кар­рар­ско­го мра­мора и ли­той брон­зы, в ко­торых мас­те­ра, меж ко­ими бы­ли весь­ма уме­лые и дос­той­ные, стре­мились тру­дом сво­им при из­го­тов­ле­нии выз­вать к жиз­ни тон­кое ощу­щение эл­лин­ской кра­соты, столь ми­лое сер­дцу и ра­зуму дав­но   ушед­ших пред­ков. Пос­ту­пая так,  синь­ор Джо­кон­до счи­тал, что не сле­ду­ет ему пох­ва­лять­ся толь­ко лишь знат­ностью сво­ею и на­коп­ленны­ми бо­гатс­тва­ми, но так­же и но­вый дом его не дол­жен от­ли­чать­ся ни  кра­сотою, ни уб­ранс­твом сво­им от до­мов из­вес­тных и столь же бла­город­ных граж­дан. Но для то­го, что­бы по­нять те­чение на­шего даль­ней­ше­го по­вес­тво­вания, дол­жно вам знать, что синь­ор Фран­ческо по­терял по­кой пос­ле не­дав­не­го по­сеще­ния до­ма синь­ора Фь­езол­ле, так­же быв­ше­го тог­да од­ним из ста­рей­шин го­рода.

В боль­шом за­ле, где синь­ор Фь­езол­ле имел обык­но­вение вес­ти серь­ёз­ные бе­седы, на сте­не,  под зе­лёны­ми сол­нечны­ми лу­чами, ко­торые нас­той­чи­во про­бива­лись че­рез гус­тую лис­тву са­да, све­тил­ся и как бы ды­шал жи­вой жизнью пор­трет юной Ка­тари­ны, тем­ногла­зой до­чери синь­ора Фь­езол­ле, пре­лесть и кра­сота ко­торой в со­еди­нении с утон­чённой бла­говос­пи­тан­ностью снис­ка­ли ей сла­ву прек­расней­шей   фло­рен­тинки  И синь­ор Фран­ческо, пог­ля­дывая во вре­мя не­тороп­ли­вой бе­седы с синь­ором Фь­езол­ле на   пор­трет его до­чери, удив­лявший при­ходя­щих не толь­ко кра­сою ли­ца, но и со­вер­шенс­твом изоб­ра­жения,  во­зымел при этом же­лание ук­ра­сить свои по­кои пор­тре­том дон­ны Ли­зы в рас­цве­те мо­лодос­ти ея,  ко­торую не отя­готи­ло ещё бре­мя не­ос­та­нови­мой пос­ту­пи лет... И ещё бо­лее раз­жёг в нём это же­лание синь­ор Яко­по, по­сетив­ший, как это бы­вало не­ред­ко, дом синь­ора Фран­ческо, и, за­вер­шив до­вери­тель­ные бе­седы о важ­ных де­лах, слег­ка на­мек­нул ему, что ны­не ува­жа­емые го­рожа­не ук­ра­ша­ют свои до­ма   кар­ти­нами и пор­тре­тами, ко­торые ри­су­ют для них уме­лые ри­соваль­щи­ки.

И да­же не­кото­рые, весь­ма силь­ные бо­гатс­твом, и вследс­твие это­го - и властью, го­рожа­не, и не толь­ко фло­рен­тин­ские, ста­ра­ют­ся при­об­рести от са­мых ус­пешли­вых ри­соваль­щи­ков на­ибо­лее по­любив­ши­еся им кар­ти­ны и пор­тре­ты, да­бы  в зам­ках сво­их и по­месть­ях ус­тра­ивать пред­став­ле­ния этих тво­рений для близ­ко при­ятель­ству­ющих  синь­оров. И синь­ор Яко­по до­пол­нил этот не­боль­шой рас­сказ тем, что по­ведал синь­ору Фран­ческо   ещё об од­ной кар­ти­не, ви­сящей на сте­не в спаль­ных по­ко­ях, про­тив окон. Это - пор­трет его суп­ру­ги,пи­саный ис­кусным ри­соваль­щи­ком на­илуч­ши­ми крас­ка­ми, на ко­торые ни­како­го воз­дей­ствия не ока­зыва­ет  бег лет. И сво­им рас­ска­зом, сде­лан­ным в дос­той­ной ма­нере, синь­ор Яко­по ук­ре­пил и до то­го зна­читель­ное стрем­ле­ние синь­ора Фран­ческо, ко­торый тут же  в мыс­лях и зак­лю­чил, что не по­жале­ет ни­како­го   ко­личес­тва зо­лотых са­мому луч­ше­му ри­соваль­щи­ку для из­го­тов­ле­ния пор­тре­та дон­ны Ли­зы.               

- В та­ком слу­чае - за­метил синь­ор Яко­по - мне сле­ду­ет из­вестить  вас, синь­ор Фран­ческо, что в го­род воз­вра­тил­ся из Ми­лана из­вес­тный   ри­соваль­щик, прос­лавлен­ный всей Ита­ли­ей, и я, бу­дучи зна­комым с ним    не­кото­рое вре­мя то­му, мог бы ис­про­сить его сог­ла­сия ри­совать, по   ва­шему, синь­ор Джо­кон­до, за­казу, прек­расную дон­ну Ли­зу.
 
Да­лее синь­ор Яко­по рас­ска­зал, что сов­сем не­дав­но имел при­ят­ную воз­можность уви­деть фрес­ку это­го  ри­соваль­щи­ка, сде­лан­ную им в тра­пез­ной мо­нас­ты­ря Сан­та-Ма­рия дел­ла Гра­цие, что в Ми­лане, и весь­ма  пох­валь­но о ней отоз­вался, хо­тя тут же и до­бавил, что свя­тая бра­тия на вос­хва­ления бы­ла край­не ску­па, при­нимая, по­види­мому, во вни­мание то, что и сам Свя­той отец, хо­тя и в сдер­жанных вы­раже­ни­ях,  но вы­разил не­удо­воль­ствие тем, что бла­гос­ло­вен­ные ли­ца апос­то­лов на этой фрес­ке, изоб­ра­жа­ющей пос­леднюю ве­черю Спа­сите­ля, от­нюдь не име­ют вы­раже­ния бла­гос­ти и уми­рот­во­рен­ности, а, ско­рее, вы­ража­ют су­ет­ность и зем­ные страс­ти прос­то­люди­нов, пос­коль­ку ри­сова­ны они этим ри­соваль­щи­ком в ли­цах   и те­лах их, яко­бы, с прос­тых лом­бард­ских пас­ту­хов, ви­ног­ра­дарей и по­дён­щи­ков. И, ско­рее все­го, это­го  ри­соваль­щи­ка не бу­дут бо­лее приг­ла­шать для изоб­ра­жения со­бытий, име­ющих ка­сатель­ство к жиз­ни и  странс­тви­ям Сы­на Божь­его. Пусть уж луч­ше за­нима­ет­ся сво­ими кар­ти­нами и ус­трой­ства­ми, в ко­торых   он, как го­ворят све­дущие лю­ди, дос­тиг с Божь­ей по­мощью вы­соких сту­пеней зна­ния и уме­ния.

В чет­верг ве­чером, ког­да синь­ор Фран­ческо бы­вал сво­боден от дел, он нап­ра­вил­ся к до­му, где пре­бывал в то вре­мя ри­соваль­щик, мес­сер Ле­онар­до, ди­вясь по пу­ти, и уко­ряя са­мого се­бя, пос­коль­ку из-за пос­то­ян­но­го уг­лубле­ния в свои де­ла не был нас­лы­шан об из­вес­тном ри­соваль­щи­ке... Од­на­ко, тем ве­чером мес­сер Ле­онар­до от­сутс­тво­вал, и при­шед­ше­го встре­тил уче­ник его, мо­лодой че­ловек не­высо­кого   рос­та, с уз­ким ли­цом, по­казы­вав­шим вни­матель­но­му че­лове­ку без слов его вы­сокое уп­рямс­тво.

Но при   этом же его ла­зоре­вые гла­за смот­ре­ли на синь­ора Фран­ческо с вы­жида­тель­ностью и вни­матель­ностью, дос­та­точ­но уч­ти­вой. Он ува­житель­но пок­ло­нил­ся синь­ору дель Джо­кон­до, и, не раз­ги­бая шеи, как то­го тре­бова­ли при­личия, улыб­нулся при­вет­ли­во, но сдер­жанно, да­вая этим по­нять, что и ему не чуж­до бла­город­ное об­хожде­ние, хо­тя паль­цы рук его и пок­ры­ты крас­ка­ми, глу­боко во­шед­ши­ми в ко­жу. И он по­сове­товал синь­ору Джо­кон­до по­сетить мес­се­ра Ле­онар­до не ра­нее ве­чера че­рез че­тыре дня. Но в наз­на­чен  -  ное вре­мя, поз­на­комив­шись лю­без­ны­ми сло­вами с синь­ором Джо­кон­до, мес­сер Ле­онар­до в поч­ти­тель­ных вы­раже­ни­ях ска­зал синь­ору Фран­ческо, что изоб­ра­зить на пор­тре­те дон­ну Ли­зу сей­час он не име­ет  воз­можнос­ти, пос­коль­ку вы­пол­ня­ет важ­ный за­каз Синь­ории по из­го­тов­ле­нию но­вого во­дяно­го ус­трой­ства, ка­кого до это­го ещё ниг­де и ни­ког­да не бы­ло, од­на­ко, дал по­нять, что не от­ка­зыва­ет. И по­мол­чав  нем­но­го, до­бавил, что сов­сем не­дав­но был нас­лы­шан о зна­читель­ной кра­соте и нес­равнен­ности дон­ны  Ли­зы. И ещё он ска­зал, что ри­сова­ние та­кого пор­тре­та име­ет пре­вели­кое зна­чение, имея в ви­ду ос­тавле­ние по­доб­ной кра­соты фло­рен­тин­ской синь­оры для тех, ко­торые при­дут в пос­ле­ду­ющие дни и  го­ды.

И вот по­это­му, об­ду­мав прось­бу синь­ора Джо­кон­до, он вы­ража­ет сог­ла­сие ри­совать дон­ну Ли­зу  сра­зу же пос­ле окон­ча­ния ра­боты по за­казан­ной ему во­дяной ма­шине. Синь­ор Фран­ческо был дос­та­точ­но опе­чален та­ким ис­хо­дом сво­ей прось­бы, но ре­шил сог­ла­сить­ся. По­тому, что не­ожи­дан­но для се­бя по­чувс­тво­вал в ре­чи мес­се­ра Ле­онар­до что-то не­обыч­ное. Он го­ворил  звон­ким и не очень гром­ким го­лосом, но каж­дое сло­во его зву­чало проч­но, ве­сомо, и как бы что-то не­чело­вечес­кое, не­зем­ное, све­тило  в его без­донных гла­зах, что смот­ре­ли из-под лох­ма­тых бро­вей цеп­ко, прис­таль­но, нап­ря­жён­но.И синь­ор Фран­ческо дол­го ещё не мог по­гасить в се­бе чувс­тва цеп­кости это­го взгля­да,гля­дяще­го на не­го отов­сю­ду,ку­да бы он ни взгля­нул.

В сре­ду, воз­вра­ща­ясь вмес­те с дон­ной  Ли­зой из цер­кви  пос­ле ве­чер­ни до­мой, синь­ор Фран­ческо  на уз­кой ули­це встре­тил ли­цом к ли­цу мес­се­ра Ле­онар­до, ко­торый мед­ленно сту­пал, под­держи­ва­емый  под ру­ку маль­чиш­кой, ви­димо, од­ним из уче­ников сво­их. Они ос­та­нови­лись, да­бы об­ме­нять­ся при­ветс­твен­ны­ми сло­вами, и,  как и по­доба­ет доб­рым ка­толи­кам, це­ремон­но и уч­ти­во рас­кла­нялись. И тут мес­сер Ле­онар­до взгля­нул в ли­цо дон­не Ли­зе, от­че­го она, под его цеп­ким взгля­дом ста­ла пун­цо­вой, и скром­но,   как и по­доба­ет вер­ной же­не знат­но­го фло­рен­тинца, нак­ло­нила го­лову. И не­ожи­дан­но мес­сер Ле­онар­до  про­из­нёс сво­им рез­ко зве­нящим го­лосом, как бы вы­рубая че­каня­щим ус­трой­ством  каж­дое сло­во:  

- Я мо­гу прис­ту­пить, синь­ор Джо­кон­до, к ри­сова­нию    пор­тре­та ва­шей суп­ру­ги...                        При этом он сно­ва взгля­нул на дон­ну Ли­зу, что сто­яла, опус­тив гла­за, как и ра­нее, чуть по­одаль.А взор мес­се­ра Ле­онар­до был,ка­залось,про­низы­ва­ем хо­лод­ны­ми мол­ни­ями.
 
Мес­сер Ле­онар­до дол­го не прит­ра­гивал­ся к дос­ке, за­бот­ли­во под­го­тов­ленной и ак­ку­рат­но ус­та­нов­ленной  уче­ником на под­став­ке, и всё ри­совал уголь­ка­ми пер­во­началь­ные наб­роски на де­ревян­ных плас­тинках. Плас­ти­ны бы­ли за­ранее от­шли­фова­ны уче­ником в пе­соч­ном ус­трой­стве, дав­но при­думан­ном и из­го­тов­ленном са­мим же мес­се­ром Ле­онар­до. Но толь­ко при чет­вёртом при­ходе дон­ны Ли­зы ма­эс­тро стал  быс­тро во­дить по дос­ке чуть при­туп­ленной уголь­ной па­лоч­кой. До это­го уче­ник бе­реж­но раз­ло­жил де­ревян­ные плас­тинки на нак­лонных под­став­ках так, что­бы толь­ко лишь по­вер­нув го­лову, мес­сер Ле­онар­до мог уви­деть лю­бую из них. А пос­леднюю плас­ти­ну, на ко­торой об­лик дон­ны Ли­зы был ри­сован осо­бен­но точ­но, уче­ник ус­та­новил на но­вой под­став­ке, на­мерен­но для та­кого дей­ствия пред­назна­чен­ной. Эту  но­вую под­став­ку уче­ник ещё и ук­ре­пил от слу­чай­но­го не­ос­то­рож­но­го пе­ред­ви­жения так, что она пер­вой дол­жна бы­ла ока­зать­ся под взо­ром ма­эс­тро. Нес­прос­та, ви­димо, дер­жал его мес­сер Ле­онар­до в  сво­их уче­никах. Ког­да нас­ту­пило вре­мя на­носить крас­ки, мес­сер Ле­онар­до был уже дос­та­точ­но хо­рошо зна­ком с дон­ной Ли­зой, и вёл с ней иног­да раз­личные бе­седы, хо­тя и пос­то­ян­но пре­быва­ла при этих по­сеще­ни­ях ста­рая Джи­нев­ра, пом­нившая ещё те вре­мена, ког­да Ли­за под её при­дир­чи­вым взгля­дом де­лала свои пер­вые ша­ги по на­шей греш­ной зем­ле.

Вна­чале дон­на Ли­за ис­пы­тыва­ла боль­шое вол­не­ние, раз­гля­дывая вся­кие ме­хани­чес­кие ус­трой­ства, не­понят­ные ей ве­щи и пред­ме­ты, ча­ши с крас­ка­ми, пос­коль­ку за не­дол­гое вре­мя, что мес­сер Ле­онар­до стал ри­совать её пор­трет,  она бе­седо­вала со мно­гими дру­жес­твен­ны­ми ей да­мами, у ко­торых суп­ру­ги про­води­ли раз­ные с синь­ором Джо­кон­до де­ла, и бы­ли прос­то при­яте­ли или доб­рые зна­комые.

И вот  ей до­велось нас­лы­шать­ся, что  мес­сер Ле­онар­до - ещё и ве­ликий фи­лософ, очень за­нят­но и по­нят­ли­во рас­ска­зыва­ющий о вся­ких не­ведо­мых дру­гим ве­щах. Кро­ме то­го, он ещё и мас­тер на вся­кие вы­дум­ки, что с поль­зой при­меня­ют­ся в раз­ных де­лах и на­мере­ни­ях. И сверх то­го, он ещё и ве­ликий ри­соваль­щик, ка­ких до не­го ниг­де и ни­ког­да не бы­вало. По­тому и бы­ло ей за­нят­но раз­гля­дывать всё вок­руг. Но за­тем ей это всё ста­ло не­ин­те­рес­ным и да­же скуч­ным от­то­го, что на­доб­но бы­ло дол­гое вре­мя си­деть под прис­таль­ным взгля­дом ма­эс­тро, как ес­ли бы гла­за его её изу­чали. А по­том вдруг эти све­тящи­еся хо­лод­ные гла­за нас­толь­ко зав­ла­дели её вни­мани­ем, что взгляд их стал чу­дить­ся ей пов­сю­ду, ку­да бы она ни пос­мотре­ла...

Ког­да мес­сер Ле­онар­до при­нял­ся на­носить крас­ки, ей на­чало ка­зать­ся, что она как бы по­нем­но­гу при­поды­ма­ет­ся над зем­лёй, как за­чаро­ван­ная, и  вок­руг неё  мно­жес­тво глаз, и в каж­дой па­ре их - си­них,  чёр­ных, ка­рих, зе­лёно-го­лубых, се­ро-ка­мен­ных, ши­роко рас­кры­тых, как у это­го уче­ника мес­се­ра Ле­онар­до,  или при­щурен­ных, как у са­мого ма­эс­тро,- во всех об­ра­щён­ных на неё гла­зах яр­ко го­рят огонь­ки удив­лённо­го вос­хи­щения, буд­то уви­дели они что-то веч­ное, не­зем­ное, пре­вос­хо­дящее тво­рение рук че­лове­чес­ких.

- Я обя­зал­ся вы­пол­нить ра­боту, о чём нас­то­ятель­но про­сил ме­ня синь­ор Джо­кон­до,
и по­тому, про­шу вас, дон­на Ли­за, - го­ворил мес­сер Ле­онар­до про­ситель­но, по­тому   что за­мечал в та­кие ми­нуты не­обыч­ность её взвол­но­ван­но­го по­веде­ния, что вы­ража­лось всем её су­щес­твом.

И дон­на Ли­за, синь­ора Джо­кон­до, как бы воз­вра­ща­ясь из жи­вого сна, вздра­гива­ла, и сно­ва ли­цо её при­об­ре­тало вы­раже­ние скуч­но­го под­чи­нения при­хоти синь­ора Джо­кон­до, воз­мечтав­ше­го ук­ра­сить её пор­тре­том их спаль­ные по­кои. Или боль­шой ка­бинет для при­ёмов.

Ма­эс­тро умол­кал, и дон­на Ли­за, чувс­твуя про­вину в том, что, за­думав­шись, опус­ка­ла пле­чи, и раз­ре­шала  мыс­лям сво­им уле­тать в не­из­вес­тные края бе­зот­ветных воп­ро­сов, сно­ва про­дол­жа­ла гля­деть пря­мо в ли­цо  ри­соваль­щи­ку...     

- Я на­мерен вы­пол­нить ваш пор­трет, дон­на Ли­за, с та­кими жес­та­ми, что­бы они дос­та­точ­но по­каза­ли, что про­ис­хо­дит в ва­шей ду­ше, ина­че ис­кусс­тво моё не бу­дет дос­той­но пох­ва­лы, - го­ворил мес­сер Ле­онар­до. И дон­на Ли­за вни­мала та­ким сло­вам с удо­воль­стви­ем, пос­коль­ку зна­ла, что кра­сива, и ве­рила в то, что ду­ша её так же  кра­сива, сколь бла­гочес­ти­ва и сми­рен­на, од­на­ко, лишь до тех пор, по­ка не за­да­ёт она се­бе труд­ных  воп­ро­сов, на ко­торые не име­ет­ся от­ве­тов ни у синь­ора Фран­ческо, пог­ло­щён­но­го де­лами но­вого сук­но­валяль­но­го це­ха,  ко­торый он сов­сем не­дав­но от­ку­пил от преж­них дол­жни­ков, ни у фра Джо­ван­ни,  ста­рого и до­верен­но­го ис­по­вед­ни­ка се­мей­ства Ге­рар­ди­ни. А се­год­ня, раз­гля­дывая пор­трет, на ко­торый   мес­сер Ле­онар­до на­носил крас­ки, дон­на Ли­за впер­вые вы­рази­ла ему своё не­удо­воль­ствие:               

- Но, мес­сер Ле­онар­до, я не ви­жу тут свет­лых сол­нечных цве­тов, ко­торые мог­ли бы ос­та­новить на се­бе взгляд то­го, кто бу­дет смот­реть на  ме­ня, на мой пор­трет...            

И,нем­но­го по­думав, до­бави­ла:

- Мне не нра­вит­ся, хо­тя и смот­рел синь­ор Джо­кон­до пер­вые ри­сун­ки.. вон те... на                                                                      под­став­ках и тот, что на сте­не ви­сит... и   вы­разил вам своё удов­летво­рение..  .   

При этих её сло­вах маль­чиш­ка, без­мол­вно до то­го рас­ти­рав­ший в ка­мен­ной сту­пе крас­ки,  взгля­нул на дон­ну Ли­зу, и во взо­ре его вспых­ну­ло та­кое не­годо­вание, и смуг­лое ли­цо сов­сем по­тем­не­ло от гне­ва так неп­рикры­то, что дон­на Ли­за ос­та­нови­лась, не ус­пев выс­ка­зать все­го, что она по­дума­ла...
Сам же ма­эс­тро, не на­рушая пос­то­ян­но­го спо­кой­ствия, по­лучен­но­го в ре­зуль­та­те бла­говос­пи­тан­ности, и при­об­ре­тен­но­го ещё от ро­дите­лей уме­ния выс­лу­шивать тол­ко­вания  дру­гих  лю­дей о про­шед­ших со­быти­ях быс­тро  те­кущей жиз­ни, то­же, ка­залось, про­явил не­удо­воль­ствие. Ну, что ж? Дон­не Ли­зе не нра­вит­ся, что на кар­ти­не вок­руг неё сов­сем не вид­но яр­ко­го сол­нечно­го све­та, и са­ма она как бы ок­ру­жена пе­щер­ным мра­ком... 

- Раз­ве толь­ко яр­ко­му све­ту пок­ло­нять­ся учит нас при­рода, дон­на Ли­за? - раз­ры­вая нап­ря­жён­ное мол­ча­ние, об­ра­тил­ся к ней мес­сер Ле­онар­до. Он одо­лел  своё  не­удо­воль­ствие, но в сер­дце  и ду­шу его зак­ра­лась пе­чаль - от­ку­да бы­ло знать этой кра­сивой и бо­гатой да­ме вы­сокие тай­ны мно­гоц­ветной гар­мо­нии ок­ру­жа­юще­го нас ми­ра? И не мог он ска­зать сло­вами дон­не Ли­зе, что ни­ког­да преж­де не бы­ло ему так труд­но ос­та­новить в ри­сова­ном мгно­вении жен­ское ли­цо.

А при­чину это­го он уви­дел в пос­то­ян­ном бес­по­кой­стве и дви­жении внут­ренних сил, из­ме­ня­ющих, как вы­раже­ние её глаз, так и  всё её ес­тес­тво. Ведь ри­суя дон­ну Ли­зу, он пы­тал­ся на­носить крас­ки, как в ут­ренние ча­сы, так и в мгно­вения ве­чер­не­го за­ката. Но по­луча­лось, что ли­цо дон­ны Ли­зы дос­та­точ­но свет­ло и без сол­нечно­го ос­ве­щения и ут­ром, и ве­чером. И при этом рас­ска­зыва­ют, ссы­ла­ясь на не­ко­его уче­ника мес­се­ра Ле­онар­до,  что он при­ходил при этом в сос­то­яние зна­читель­но­го удив­ле­ния и вос­хи­щения нас­толь­ко, что пе­рес­та­вал чувс­тво­вать хворь в пра­вой ру­ке. А я не пре­мину вам на­пом­нить, что вот уже бо­лее го­да мес­сер Ле­онар­до ис­пы­тывал в не­кото­рые дни, ког­да сол­нце ук­ры­валось за ту­чами, прис­ту­пы те­лес­ной сла­бос­ти, и ли­цо его бе­лело из-за от­ли­ва кро­ви. И пос­ле это­го пра­вая ру­ка, ко­торая всег­да бы­вала ему зна­читель­ным под­спорь­ем в ра­боте, не мог­ла удер­жать ни кис­тей, ни ча­ши.

Он пы­тал­ся на­носить крас­ки пос­ле за­хода сол­нца, но дон­на Ли­за всег­да бы­ла бес­по­кой­на в эти   ча­сы. И по­луча­лось так, что ли­цо её, как бы на­подо­бие не­ко­его не­уго­мон­но­го ручья, в каж­дый миг из­ме­няло своё нас­тро­ение, и вследс­твие это­го, - и вы­раже­ние.

И уже лег­ли тём­но­сан­да­ловые во­лосы, уже и глад­кий лоб её был вос­про­из­ве­ден в точ­ности, сму­тив­шей и по­разив­шей всех уче­ников ма­эс­тро, но тре­уголь­ный кон­тур ниж­ней час­ти ли­ца он час­то сти­рал и смы­вал без вся­кой ви­димой дру­гим при­чины, и на­чинал ри­совать пов­торно... Ему жад­но хо­телось  изоб­ра­зить её с гла­зами той го­лубиз­ны, ко­торая прос­матри­валась в проз­рачных кам­нях, при­вози­мых  от­ча­ян­ны­ми пу­тешес­твен­ни­ками и куп­ца­ми из да­лёких кра­ёв, ко­торые гре­ки на­зыва­ли Ру­си­ей. Од­на­ко, её  пор­трет в этом слу­чае стал бы сов­сем уж чуж­дым об­ма­ном дру­гим его кар­ти­нам. А Фран­ческо, его луч­ший уче­ник, уз­нав как-то об этом же­лании мес­се­ра Ле­онар­до, да­же пос­пе­шил рас­те­реть в брон­зо­вой  сту­пе нес­коль­ко та­ких ка­меш­ков, раз­ме­ром, не пре­выша­ющим му­шиной го­лов­ки каж­дый. Но мес­сер Ле­онар­до лишь не­доволь­но по­качал го­ловой.

Мес­сер Ле­онар­до вни­матель­но и при­дир­чи­во раз­гля­дывал не­закон­ченный пор­трет, а за­тем сно­ва прис­ту­пил, уже на­мере­ва­ясь де­лать это бе­зот­рывно, к на­несе­нию кра­сок. И Фран­ческо, за­кусив от удив­ле­ния ниж­нюю гу­бу, как это бы­вало в пер­вые го­ды его обу­чения у ма­эс­тро, си­дел, под­жав но­ги, в пра­вом  уг­лу, и вос­хи­щён­но смот­рел, как по­нем­но­гу на­чина­ли ожи­вать ещё не за­кон­ченные зо­лотис­тые гла­за,  зо­лотис­тые тём­но­карие  гла­за  дон­ны  Ли­зы, и  вок­руг  её  ли­ца  уже  дол­жны  бы­ли  вско­ре за­зеле­неть  листья,оз­на­чав­шие, как по­нимал Фран­ческо, веч­ную Вес­ну.

Ма­эс­тро бро­сил кис­ти и сел на ко­жаный стул, за­бот­ли­во под­став­ленный Фран­ческо. А сле­ду­ет вам  знать для про­дол­же­ния на­шего по­вес­тво­вания, что уче­ник этот, Фран­ческо, сын дав­не­го дру­га мес­се­ра  Ле­онар­до, синь­ора Джи­рола­мо из Мель­ци, был уга­дан мес­се­ром Ле­онар­до ещё в детс­тве бу­дущим вдох­но­вен­ным ри­соваль­щи­ком , и ко вре­мени со­бытий на­шего рас­ска­за на­ходил­ся в обу­чении у ма­эс­тро уже бо­лее двух лет, и он, уви­дев, что пе­реда­ёт своё уме­ние дос­той­но­му уче­нику, уже по­ручал Фран­ческо не  толь­ко рас­ти­рание и сме­шива­ние кра­сок, ко­торое са­мо уже есть боль­шое ис­кусс­тво, но так­же  и на­несе­ние их на кар­ти­ны и пор­тре­ты в раз­ных мес­тах, ко­торые ука­зывал ему ма­эс­тро. Та­ким об­ра­зом, вы­пол­няя по­руче­ние ма­эс­тро, Фран­ческо на­нёс на пор­трет ли­нии, и за­тем на­ложил крас­ки гро­та, вид­не­юще­гося так, что по­луча­лось, как буд­то бы дон­на Ли­за  из это­го гро­та толь­ко что по­яви­лась. И ещё Фран­ческо по ри­сун­кам, сде­лан­ным ма­эс­тро ра­нее, на­вёл ли­нии и на­нёс крас­ки на зе­леные листья, что дон­ну Ли­зу ок­ру­жа­ют. Не пом­ню, рас­ска­зал ли я вам, что в са­мом на­чале, ког­да ма­эс­тро изъ­явил сог­ла­сие   ри­совать дон­ну Ли­зу, она дей­стви­тель­но по­каза­лась ему яв­ле­ни­ем са­мой Вес­ны.

И уже бе­ле­ющие в ру­ке дон­ны Ли­зы цве­ты бы­ли пол­ностью на­рисо­ваны. Но дон­на Ли­за ни­как не мог­ла пов­то­рить то­го вы­раже­ния ли­ца, ко­торое за­пом­ни­лось мес­се­ру Ле­онар­до с па­мят­ной встре­чи на ули­це, ког­да он, без пов­торной прось­бы синь­ора Джо­кон­до изъ­явил же­лание ри­совать её пор­трет. Это тог­да он уви­дел в ней не толь­ко неж­ную фло­рен­тинку, но и по­каза­лась она ему зем­ным яв­ле­ни­ем са­мой   Фло­ры, влас­ти­тель­ни­цы всех цве­тов, про­из­раста­ющих на зем­ле. Яв­ле­ни­ем Вес­ны.

- Что вас сей­час тре­вожит, мо­на Ли­за? -  спро­сил её ма­эс­тро - и в глу­хом его го­лосе уже слыш­но бы­ло нес­кры­ва­емое раз­дра­жение ри­соваль­щи­ка. Но дон­не Ли­зе пос­лы­шались и дру­гие  то­ны, про­ситель­ные, как ес­ли бы сам ма­эс­тро ис­пра­шивал её сог­ла­сия и учас­тли­вой по­мощи в ри­сова­нии   это­го  пор­тре­та. Ведь нес­прос­та он об­ра­тил­ся к ней так, буд­то к дав­ней при­ятель­ни­це, или од­но­го с ней ро­да.

И вдруг мо­на Ли­за, как и в тот раз, ког­да мес­сер Ле­онар­до стал впер­вые её ри­совать, по­чувс­тво­вала, что гла­за его нас­толь­ко зав­ла­дели её вни­мани­ем, что взгляд их стал чу­дить­ся ей  пов­сю­ду, ку­да бы она ни пос­мотре­ла. И ей ка­залось, что она как бы при­поды­ма­ет­ся над зем­лёй, как за­чаро­ван­ная, и вок­руг неё  мно­жес­тво глаз, и все они гля­дят на неё, вы­ражая удив­лённое вос­хи­щение,  как буд­то уви­дели они что-то веч­ное, не­зем­ное, пре­вос­хо­дящее тво­рение рук че­лове­чес­ких.
  А Фран­ческо си­дел в от­да­лении мол­ча, и толь­ко бес­по­кой­ные ру­ки его под­вижностью паль­цев вы­дава­ли  вол­не­ние, ко­торое пол­ни­ло его, ког­да он пе­рево­дил гла­за с ли­ца дон­ны Ли­зы на пор­трет.

В сле­ду­ющие дни ма­эс­тро ри­совал по­луп­рикры­тые гла­за дон­ны Ли­зы та­кими, ка­кими он их уви­дел в  пер­вый раз, и за­тем стал на­носить крас­ки на об­на­жён­ную ле­вую грудь.

И вот, уз­нав, что пор­трет бли­зок к за­вер­ше­нию, синь­ор Джо­кон­до, не ожи­дая лич­но­го приг­ла­шения  ри­соваль­щи­ка, по­сетил мес­се­ра Ле­онар­до, да­бы са­мому уви­деть за­печат­лённым на де­реве ли­цо дон­ны  Ли­зы. И он дол­го сто­ял мол­ча, гля­дя на не­завер­шенную кар­ти­ну, ибо наз­вать  э т о  пор­тре­том  от­ка­зыва­лись и ра­зум, и сер­дце - на кар­ти­не выс­ту­пала са­ма Вес­на в зем­ном об­личьи дон­ны Ли­зы...

И Вес­на эта, Фло­ра, ра­дова­лась тёп­лым лу­чам пол­днев­но­го сол­нца ,во­шед­шим в грот, и по­левым ко­локоль­чи­кам, и зе­лёным листь­ям, что, об­рамляя тём­ные ска­лы, ко­лышут­ся от лёг­ко­го ве­тер­ка, и зем­ная ра­дость ис­хо­дила от кар­ти­ны, по­чему и мож­но зак­лю­чить, что обе­щала она стать тор­жес­твом   веч­ности и не­уми­ра­емос­ти жиз­ни.

Но синь­ору Джо­кон­до пор­трет не пон­ра­вил­ся, пос­коль­ку, - не­доволь­ным го­лосом ска­зал он ри­соваль­щи­ку синь­ору Ле­онар­до из Вин­чи, - не по­доба­ет суп­ру­ге знат­но­го фло­рен­тинца, и са­мой про­ис­хо­дящей  из ста­рин­но­го и знат­но­го ро­да, быть изоб­ра­жён­ной с от­кры­той грудью, на­подо­бие жен­щи­ны прос­то­го  зва­ния. И столь нес­кром­ный вид ея мо­жет по­родить в го­роде раз­личные тол­ки, а это, по­нят­но, не пос­лу­жит ук­репле­нию чес­ти и дос­то­инс­тва бла­город­но­го до­ма синь­ора Фран­ческо дель Джо­кон­до, и по­тому пор­трет не мо­жет быть им при­нят, о чём он, синь­ор Фран­ческо, хо­тя и с со­жале­ни­ем, и без вся­кого на­мере­ния при­чинить ущерб или про­явить не­ува­жение к синь­ору Ле­онар­до да Вин­чи, вы­нуж­ден уве­домить ма­эс­тро. И не сле­ду­ет за­кан­чи­вать кар­ти­ну, ибо это - не дос­той­ное изоб­ра­жение синь­оры  дель Джо­кон­до, ко­торо­му над­ле­жало бы всег­да прос­лавлять кра­соту нес­равнен­ной фло­рен­тинки. Но синь­ор Джо­кон­до сог­ла­сен от­ка­зать­ся от сво­их тре­бова­ний к ма­эс­тро, ко­торый дол­жен бу­дет от­дать  ему лишь ри­сунок уг­лем на плас­ти­не, что ви­сит на сте­не сле­ва, вот, там - ведь имен­но он был са­мым  пер­вым и ока­зал­ся и са­мым точ­ным ри­сова­ным об­ра­зом дон­ны Ли­зы, столь не­удач­но от­ра­жён­ной на кар­ти­не, - зак­лю­чил синь­ор Фран­ческо, и, бро­сив на ра­бочий сто­лик ма­эс­тро су­кон­ный ме­шочек с нес­коль­ки­ми ду­ката­ми, вы­шел.

Взяв за­тем из рук Фран­ческо плас­ти­ну,как то­му при­казал  сде­лать мес­сер Ле­онар­до,синь­ор Джо­кон­до по­кинул дом ри­соваль­щи­ка, прос­лавлен­но­го всей Ита­ли­ей.

...И мы поз­во­лим се­бе не рас­ска­зывать вам о го­дах, что быс­трой пе­реме­ной       счас­тли­вых и нес­час­тли­вых лет,  по во­ле Про­виде­ния, про­бежа­ли пос­ле по­ведан­ных вам тут со­бытий. Но вот нам дос­то­вер­но из­вес­тно от весь­ма све­дущих  и ува­жа­емых лю­дей, что ма­эс­тро Ле­онар­до до пос­ледних дней сво­их не рас­ста­вал­ся с этим пор­тре­том, но всё не на­ходил воз­можнос­тей для его окон­ча­тель­но­го до­вер­ше­ния, а уже на ис­хо­де сво­ей жиз­ни, в ожи­дании пред­сто­ящей встре­чи с Гос­по­дом Бо­гом, до­верил МО­НУ ЛИ­ЗУ сво­ему вер­ней­ше­му уче­нику      Фран­ческо, Фран­ческо из Мель­ци, для до­вер­ше­ния.
     
Ещё нам до­под­линно из­вес­тно, что, пре­бывая уже в прек­лонных ле­тах, од­на­ко, не толь­ко не по­теряв от это­го ве­личай­ше­го уме­ния воз­во­дить фор­ти­фика­ции для  за­щиты от неп­ри­яте­ля, но и боль­шим спо­собом это уме­ние воз­вы­сив, мес­сер Ле­онар­до ис­поль­зо­вал его по же­ланию фран­цуз­ско­го ко­роля, ко­торый про­сил его об ук­ладке ка­мен­ных стен в зам­ке Блуа, что вбли­зи Ам­бу­аза.

Ко­роль фран­цуз­ский имел обык­но­вение приг­ла­шать для та­ких воз­ве­дений италь­ян­ских ин­же­неров, ко­торые сла­вились сво­им мас­терс­твом. И вот, прос­лы­шав о том, что не­задол­го пе­ред тем, от кре­пос­ти от­во­дил во­ды, что со­бира­ют­ся и на­кап­ли­ва­ют­ся в зем­ле, не­кий италь­янец, име­новав­ший­ся синь­ором Джо­ван­ни Джо­кон­до,мес­сер Ле­онар­до, как бы без вся­кой при­чины, спро­сил у глав­но­го ко­ролев­ско­го ин­же­нера о ро­дине то­го италь­ян­ца, синь­ора Джо­ван­ни Джо­кон­до, и не ве­домо ли ко­ролев­ско­му ин­же­неру, уж не из ро­да ли он тех италь­ян­цев, фло­рен­тинцев, что мно­го лет то­му за­казы­вали у не­го пор­трет прек­расной мо­лодой да­мы, но­сив­шей имя дон­ны Ли­зы Джо­кон­до. Пор­трет этот его вер­ный уче­ник и спут­ник  по дол­гим странс­тви­ям всег­да во­зит с со­бою, хо­тя и име­ют­ся пос­то­ян­ные до­рож­ные тя­готы от это­го. Ко­ролев­ский же ин­же­нер, гля­дя на дру­гой пор­трет       мо­лодой да­мы, на ко­тором она бы­ла ри­сова­на в тём­ных одеж­дах, как ес­ли бы пос­ле кон­чи­ны близ­ко­го ей че­лове­ка, и ко­торый сто­ял тут же, на под­став­ках, в по­ко­ях мес­се­ра Ле­онар­до, приз­нал, что это о нём ве­дёт речь ма­эс­тро. Сам же ко­ролев­ский ин­же­нер и не знал, что этот пор­трет мес­сер Ле­онар­до вы­пол­нял    по  прось­бе весь­ма бо­гато­го дру­га сво­его, ко­торый дол­гие го­ды пок­ро­витель­ство­вал ма­эс­тро, а пор­трет изоб­ра­жал близ­кую при­ятель­ни­цу это­го дру­га мес­се­ра Ле­онар­до и пок­ро­вите­ля его, про­ис­хо­див­ше­го из ста­рин­но­го се­мей­ства, уза­ми родс­тва свя­зан­но­го с ко­ролев­ским.

Меж тем, кар­ти­на, на ко­торой дон­на Ли­за дель Джо­кон­до бы­ла изоб­ра­жена в об­ли­ке Фло­ры с от­кры­той грудью, по­чему и не при­нял эту кар­ти­ну синь­ор Фран­ческо дель Джо­кон­до,  - эта кар­ти­на пре­быва­ни­ем сво­им име­ла вер­хние по­кои, те, в ко­торых про­живал Фран­ческо ди Мель­ци, ко­торо­го из-за воз­раста его уже име­нова­ли синь­ором.

И вот, по на­уще­нию ко­ролев­ско­го ин­же­нера не­кая знат­ная италь­ян­ская да­ма,       быв­шая в рас­по­ложе­нии у фран­цуз­ско­го ко­роля, имея же­лание ус­тра­ивать у се­бя в зам­ке пред­став­ле­ния по­любив­шихся ей кар­тин, ку­пила у мес­се­ра Ле­онар­до дав­но при­мечен­ный ею пор­трет да­мы из его по­ко­ев. А на пор­тре­те том бы­ла ри­сова­на синь­ора, имя ко­ей бы­ло ве­домо лишь нем­но­гим при­яте­лям и друзь­ям её дру­га, ис­про­сив­ше­го мес­се­ра Ле­онар­до этот пор­трет ис­полнить. И нес­мотря на то, что синь­ора Па­чифи­ка ди Джо­ван­ни Ан­то­нио Бран­да­но изоб­ра­жена на этом пор­тре­те в пе­чаль­ной одеж­де, зна­читель­ное воз­дей­ствие, ко­торое ис­хо­дит от её ли­ца, уми­рот­во­ря­ет­ся свет­лым ви­дом зе­лёно-го­лубых да­лей Тос­ка­ны, род­ной мес­се­ру Ле­онар­до, Ле­онар­до из Вин­чи.

А та знат­ная фран­цуз­ская да­ма по­веда­ла синь­орам, соб­равшим­ся в её зам­ке на       пред­став­ле­ние кар­тин, что все­го за трид­цать дуб­ло­нов, хо­тя и пол­но­вес­ных, ку­пила у зна­мени­того Лу­нар­до Да­вун­си, как име­нова­ли его фран­цу­зы, пор­трет зна­комой ему ког­да-то мо­лодой фло­рен­тинки, на­зыва­емой им  м  о  н  а   Л и з а. Имя же она но­сила ро­да зна­мени­того во Фло­рен­ции бан­ки­ра Фран­ческо дель Джо­кон­до. И ко­ролев­ский ин­же­нер, так­же быв­ший на этом пред­став­ле­нии кар­тин, сви­детель­ство­вал о том же. И вот, вследс­твие все­го это­го, по­лучи­лась та­кая неп­ра­виль­ность, что пор­трет Па­чифи­ки Бран­да­но, куп­ленный вла­дели­цей  зам­ка, и на­ходив­ший­ся пос­то­ян­но до это­го у пра­вой сте­ны даль­ней опо­чиваль­ни мес­се­ра Ле­онар­до, ве­лико­го ри­соваль­щи­ка, и быв­ше­го тог­да ко­ролев­ским      ин­же­нером, по­лучил наз­ва­ние МО­НЫ ЛИ­ЗЫ ДЖО­КОН­ДО, как ес­ли бы  это и в са­мом де­ле бы­ла она.

Но о том, как мес­сер Ле­онар­до по прось­бе сво­его дру­га и пок­ро­вите­ля ри­совал зна­комую то­му жен­щи­ну, синь­ору Па­чифи­ко Бран­да­но, мы по­веда­ем вам в ином по­вес­тво­вании, да­бы в ми­нуты, зак­лю­ча­ющие наш ны­неш­ний рас­сказ, не от­вле­кать ва­шего вни­мания на иные со­бытия.

По­вес­тву­ют ещё о том ,что пос­ле кон­чи­ны мес­се­ра Ле­онар­до, пос­ле­довав­шей в       один из пер­вых дней ле­та, в са­мом на­чале цве­тения де­ревь­ев, в мае, го­да 1519-го от Рож­дес­тва Хрис­то­ва, бе­зутеш­ный Фран­ческо ди Мель­ци, как бы ис­полняя пос­леднюю,  про­щаль­ную, од­но­му лишь ему из­вес­тную прось­бу сво­его ве­лико­го учи­теля, за­вер­шил на­несе­ние кра­сок на оси­ротев­шую кар­ти­ну, на ко­торой изоб­ра­жено, как дон­на Ли­за буд­то бы вы­ходит из гро­та. За­тем он, Фран­ческо из  Мель­ци, па­мятуя о сво­ём нас­тавни­ке, ко­торый дол­гие го­ды не­безус­пешно обу­чал его ве­лико­му ис­кусс­тву на­веч­но ос­та­нав­ли­вать   прек­расное   в   ри­сун­ках   и  кар­ти­нах,  уж  ес­ли  мы  ли­шены  воз­можнос­ти  так  же  уп­равлять и сущ­ностью
вре­мени, ко­торое под­властно лишь Гос­по­ду на­шему, вы­вел брон­зо­вым ос­три­ем в ни­зу кар­ти­ны  своё имя, да­бы этим по­казать, что мес­сер Ле­онар­до дос­той­но обу­чил его, Фран­ческо из Мель­ци, ис­тинной прав­де вос­созда­ния.

А прав­да эта, как вам из­вес­тно и без ме­ня, бы­ла най­де­на древ­ни­ми эл­ли­нами, ко­торые пос­тигли мо­гущес­твен­ную кра­соту и гар­мо­нию воп­ло­щения пре­ходя­щего зем­но­го в мир  веч­но­го и не­из­менно­го, по­чему и имя своё Фран­ческо вы­вел так­же гре­чес­ки­ми ли­тера­ми.      

Сле­ду­ет, по-ви­димо­му, нам по­ведать о пос­ледних днях жиз­ни синь­ора Фран­ческо дель Джо­кон­до, пос­коль­ку раз­ные лю­ди, дос­та­точ­но ис­ку­шён­ные в спо­собах по­вес­тво­вания, го­ворят, что без это­го наш рас­сказ был бы не­дос­та­точ­но по­лон....
Синь­ор Фран­ческо к ис­хо­ду зем­ной жиз­ни пог­рузнел, и за те го­ды, что без­звуч­но уш­ли пос­ле кон­чи­ны дон­ны Ли­зы, сос­та­рил­ся зна­читель­но, и го­лова его уже по­седе­ла на ши­роких не­ког­да пле­чах. В свои по­кои он под­ни­мал­ся по нек­ру­той лес­тни­це с тру­дом, и час­то пе­рево­дя ды­хание. По­том он при­казал уб­рать для се­бя по­кои вни­зу, и сов­сем пе­рес­тал при­ходить в их спаль­ню. Лишь из­редка, с по­мощью прис­лужни­ка, он под­ни­мал­ся  ту­да, в те по­кои, что, ка­залось, ещё хра­нили свет зо­лотис­тых свет­ло­карих глаз дон­ны Ли­зы. Он са­дил­ся в прос­торное крес­ло нап­ро­тив сте­ны, и дол­го, не  ми­гая  смот­рел  на  её  ли­цо,  ри­сова­ное  уг­лем на ма­лой де­ревян­ной плас­ти­не. И она от­ве­чала ему жи­вым, улы­ба­ющим­ся взгля­дом !

Он уп­ла­тил тог­да це­лый ме­шочек пол­но­вес­ных фло­ринов то­му из­вес­тно­му ри­соваль­щи­ку. И  вот она уш­ла в не­бытие дав­ным-дав­но, хо­тя мог­ла по­дарить ему ещё и сы­на, дос­той­но­го стать нас­ледни­ком его доб­ро­го име­ни и ве­сомых сун­ду­ков, что хра­нят­ся в под­ва­лах...

Он вдруг прос­то и сов­сем по-зем­но­му по­чувс­тво­вал, что не­дол­го ему ожи­дать
встре­чи  с Ли­зой. И пор­трет её... нет, не пор­трет, а ри­сунок уг­лем на де­ревян­ной плас­ти­не, ри­сова­ный то ли са­мим ри­соваль­щи­ком, то ли уче­ником его, за­нос­чи­вым маль­чиш­кой, сни­мет эта ко­вар­ная Мар­челли­на, третья их дочь, рож­де­ни­ем сво­им от­нявшая жизнь от Ли­зы,и по­тому ос­тавша­яся не­люби­мой...

И ри­сунок ссып­лется, да и са­ма де­ревян­ная плас­ти­на рас­сохнет­ся, рас­трес­ка­ет­ся и ста­нет ни­кому не­нуж­ной, и уже ник­то ни­ког­да не уз­на­ет, что жи­ла в бла­гос­ло­вен­ной Фло­рен­ции прек­расная и не­пов­то­римая дон­на Ли­за, но­сив­шая в де­вичес­тве ро­довую фа­милию сво­их слав­ных пред­ков Ди Ноль­до Ге­рар­ди­ни, суп­ру­га дос­той­но­го и бла­город­но­го фло­рен­тинца синь­ора Фран­ческо ди Бар­то­ломео да Дза­ноби дель Джо­кон­до, ко­торая втай­не бы­ла про­види­цей.. Она бес­прес­танно ут­вер­жда­ла, что все на­ши де­яния в зем­ной жиз­ни - суть про­яв­ле­ния выс­шей си­лы, на­ми уп­равля­ющей... И до­бав­ля­ла при этом, что си­ла эта, в прос­той ре­чи име­ну­емая Про­виде­ни­ем - мо­гуча и не­одо­лима, ибо это - са­ма При­рода, нас ок­ру­жа­ющая... Доб­ро ещё, что не слы­шали тог­да от неё по­доб­ных ре­чей свя­тые от­цы, не то.

И ри­соваль­щи­ка то­го, мес­се­ра Ле­онар­до, мес­се­ра Ле­онар­до из Вин­чи, дав­но, как го­ворят мно­гие лю­ди, нет сре­ди жи­вых. И синь­ор Фран­ческо не ди­вил­ся то­му, что не по­забыл ещё его име­ни, пос­коль­ку его с гор­де­ливой важ­ностью про­из­но­сят не толь­ко фло­рен­тинцы от ма­ла до ве­лика, но так­же и рим­ля­не, и ми­лан­цы и па­ду­ан­цы, и ге­ну­эз­цы, и да­же фран­цу­зы, пох­ва­ля­ющи­еся тем, что синь­ор Лу­нар­до Да­вун­си в пос­ледние го­ды жиз­ни с пре­вели­кой поль­зой тру­дил­ся в их зем­лях, и да­же ушёл на сви­дание с Гос­по­дом из фран­цуз­ско­го же го­рода.

...Синь­ор Фран­ческо, ос­то­рож­но под­держи­ва­емый ста­рым прис­лужни­ком, мед­ленно со­шёл по лес­тни­це, и в вер­хние по­кои уже бо­лее не по­дымал­ся. И до кон­ца сво­их дней, ко­торый нас­ту­пил вско­рос­ти, он и не уз­нал, что не­боль­шой ри­сунок ма­тери на де­ревян­ной плас­ти­не, ко­торый он взял тог­да у мес­се­ра Ле­онар­до вмес­то неп­ри­нятой им кар­ти­ны, бе­лоб­ры­сая Мар­челли­на весь­ма удач­но, как она пос­чи­тала, про­дала ка­кому-то пон­ра­вив­ше­муся  ей бро­дяге -  за це­лый ду­кат.

...За­бав­ный де­ревян­ный че­лове­чек с длин­ным но­сом и ве­сёлым озор­ным                    ли­цом и се­год­ня сто­ит на мо­ём сто­ле. Он из­рядно по­жел­тел, и, ка­жет­ся,   ещё и сей­час хра­нит теп­ло­ту рук оди­ноко­го хро­мого италь­ян­ца, за­несен­но­го в наш да­лёкий ази­ат­ский го­род жгу­чими вет­ра­ми бес­по­щад­ной и сви­репой вой­ны.
Я не знаю его име­ни и, на­вер­ное, уже ни­ког­да и не уз­наю. Од­на из ле­генд, ко­торую  я от не­го ус­лы­шал, за­пом­ни­лась мне нав­сегда как ЛЕ­ГЕН­ДА О  "КО­ЛОМ­БИ­НЕ".

Я вам её и рас­ска­зал.                                                                                                
                                     
Пос­лесло­вие ав­то­ра
                                            
В кни­ге-ис­сле­дова­нии проф. М.А. Гу­ков­ско­го "Ко­лом­би­на" (изд. Го­сударс­твен­но­го        Эр­ми­тажа, 1963г., Ле­нин­град)  под­робно ис­сле­ду­ет­ся  вер­сия о том, что на кар­ти­не Ле­онар­до да Вин­чи, из­вес­тной под наз­ва­ни­ем "Джо­кон­да", изоб­ра­жена не фло­рен­тинка, но­сив­шая имя "Дон­на Ли­за дель Джо­кон­до", а иная жен­щи­на, име­новав­ша­яся синь­орой Па­чифи­кой  Бран­да­но. Ис­тинная же кар­ти­на "Джо­кон­да", на­ходя­ща­яся в Эр­ми­таже - это кар­ти­на Фран­ческо ди Мель­ци (инв.№7746 по ка­тало­гу Эр­ми­тажа 1994го­да - №120, "Фло­ра").

О по­доб­ном взгля­де из­вес­тны и дру­гие ис­сле­дова­ния, в том чис­ле, и италь­ян­ских ис­кусс­тво­ведов, о чём ска­зано в ря­де ещё и со­вет­ских из­да­ний.
Как из­вес­тно из раз­личных пе­чат­ных из­да­ний, синь­ора Па­чифи­ка ди Джо­ван­ни Ан­то­нио  Бран­да­но, бы­ла близ­кой при­ятель­ни­цей од­но­го из бо­гатых и вли­ятель­ных дру­зей Ле­онар­до да Вин­чи, пок­ро­витель­ство­вав­ше­го ху­дож­ни­ку.

Ис­тинный же пор­трет синь­оры Ли­зы дель Джо­кон­до, ко­торый НЕ при­об­рёл все­мир­ное имя "Джо­кон­ды",или "Мо­ны Ли­зы",сог­ласно вер­сии М.А. Гу­ков­ско­го, не был за­кон­чен ху­дож­ни­ком при жиз­ни и пос­то­ян­но на­ходил­ся при нём, всю­ду и всег­да соп­ро­вож­дая Ле­онар­до да Вин­чи,"хо­тя и име­ют­ся пос­то­ян­ные до­рож­ные тя­готы от это­го", как упо­мяну­то вы­ше.

Пор­трет был за­вер­шён уче­ником Ле­онар­до да Вин­чи, Фран­ческо Мель­ци, став­шим впос­ледс­твии из­вес­тным ху­дож­ни­ком шко­лы Ле­онар­до да Вин­чи. В год вы­хода кни­ги проф.М.А.Гу­ков­ско­го этот пор­трет на­ходил­ся в Го­сударс­твен­ном Эр­ми­таже и там же и под тем же но­мером (см.вы­ше) чис­лился в ка­тало­гах.

Пос­тупле­ние же кар­ти­ны ФРАН­ЧЕСКО МЕЛЬ­ЦИ  в  ре­зуль­та­те при­об­ре­тения её рос­сий­ским пос­лом  в Па­риже, мо­жет быть опи­сано от­дель­но. Ав­то­ру же нас­то­яще­го рас­ска­за ка­залось, что ошиб­ка - "та­кая неп­ра­виль­ность" - в наз­ванных  тут  кар­ти­нах мог­ла про­изой­ти так, как это опи­сано вы­ше.