Александр Вертинский: 130 лет со дня рождения

НО­ВЫЙ АВ­ТОР "КРУ­ГОЗО­РА" О СЕ­БЕ

Ак­три­са и ре­жис­сёр те­ат­ра ку­кол, ка­мер­ная пе­вица. Окон­чи­ла ММТ им. Л. Б. Кра­сина по спе­ци­аль­нос­ти "Ди­зайн по от­раслям". Па­рал­лель­но с этим окон­чи­ла За­оч­ный на­род­ный уни­вер­си­тет ис­кусств как ак­три­са те­ат­ра, а пос­ле - как ре­жис­сер те­ат­ра. Об­ла­датель­ни­ца ти­тула "Прин­цесса ро­ман­са" 18-го от­кры­того меж­ду­народ­но­го волж­ско­го фес­ти­валя-кон­курса ис­полни­телей рус­ско­го и цы­ган­ско­го ро­ман­сов "Ро­ман­са го­лос осен­ний; об­ла­датель­ни­ца гран-при меж­ду­народ­но­го фес­ти­валя-кон­курса "Бе­гущая по вол­нам". В сво­ем твор­чес­тве от­даю пред­почте­ние ка­мер­ной му­зыке, ро­ман­су, на­род­ной пес­не и со­вет­ской ли­ричес­кой пес­не. Соз­да­ла нес­коль­ко соль­ных му­зыкаль­но-ли­тера­тур­ных прог­рамм, пос­вя­щён­ных Сер­гею Есе­нину, об­ра­зам жен­щи­ны и муж­чи­ны, рус­ско­му ро­ман­су и др.

"Вот ког­да с то­бой слу­чит­ся бе­да,
го­ре ка­кое-ни­будь, ты, мо­жет быть,
тог­да пой­мешь что-ни­будь во мне!"

А. Н. Вер­тин­ский

Хол­мистый Ки­ев. Кру­той Ан­дре­ев­ский спуск, из­вес­тный, в час­тнос­ти, рас­по­ложен­ным тут му­зе­ем Ми­ха­ила Бул­га­кова - "До­мом Тур­би­ных".

Ки­ев, Ан­дре­ев­ский спуск, дом-му­зей Ми­ха­ила Бул­га­кова

Наз­ванная ули­ца - один из ста­рин­ных пу­тей, со­еди­ня­ющих цен­траль­ную часть Вер­хне­го го­рода с тор­го­вым По­долом - обо­гати­лась ещё од­ним па­мят­ни­ком: урож­дённо­му ки­ев­ля­нину Алек­сан­дру Вер­тин­ско­му. Про­изош­ло со­бытие в мар­те ны­неш­не­го, 130-го го­да со дня рож­де­ния зна­мени­того  рос­сий­ско­го и со­вет­ско­го эс­трад­но­го ар­тиста, ки­но­ак­тё­ра, ком­по­зито­ра, по­эта и пев­ца, ку­мира эс­тра­ды пер­вой по­лови­ны XX ве­ка.

Па­мят­ник - ра­боты скуль­пто­ра Бо­риса Дов­га­ня. Ар­тист за­печат­лен в том са­мом об­ра­зе, в ко­тором его при­няли и по­люби­ли пер­вые зри­тели. Это грус­тный Пь­еро из ко­медии италь­ян­ско­го те­ат­ра ма­сок со скре­щен­ны­ми пе­ред со­бой кис­тя­ми изящ­ных по­ющих рук...

Во всей фи­гуре чувс­тву­ет­ся дви­жение, как буд­то еще ми­нута, и Ар­тист спус­тится с пос­та­мен­та и поб­ре­дет по ули­цам сво­ей "неж­ной ро­дины", как он на­зывал Ук­ра­ину…

Это пер­вый па­мят­ник Алек­сан­дру Вер­тин­ско­му, ес­ли не го­ворить о па­мят­ной дос­ке на фа­саде до­ма в Мос­кве на Твер­ской ули­це, где он по­селил­ся пос­ле воз­вра­щения на ро­дину вмес­те с суп­ру­гой и до­черь­ми. Хо­чет­ся ве­рить, что в Мос­кве од­нажды то­же по­явит­ся нас­то­ящий па­мят­ник по­эту, ком­по­зито­ру, ар­тисту и пев­цу Алек­сан­дру Ни­кола­еви­чу Вер­тин­ско­му. Это бы­ло бы спра­вед­ли­во и чес­тно по от­но­шению к че­лове­ку, от­давше­му ро­дине свою жизнь, лю­бовь и все свое неж­ное, проз­рачно-хруп­кое твор­чес­тво.

130 лет… Слож­но пред­ста­вить про­пасть вре­мени, ко­торая ле­жит меж­ду на­ми и Пе­чаль­ным Пь­еро, ко­торо­го судь­ба ис­пы­тыва­ла так мно­го лет: в дет­ские си­рот­ские го­ды, во вре­мя двух тя­желых войн, в эмиг­ра­ции, а по­том - на вновь об­ре­тен­ной ро­дине.

Го­ворят, что Гос­подь да­ет каж­до­му та­кой крест, ко­торый че­ловек смо­жет вы­нес­ти. Чи­тая би­ог­ра­фию Алек­сан­дра Ни­кола­еви­ча, его пись­ма, его вос­по­мина­ния, бе­реж­но соб­ранные в кни­гу с пот­ря­са­юще точ­ной ци­татой из цы­ган­ско­го ро­ман­са вмес­то наз­ва­ния "До­рогой длин­ною…", не­воль­но хо­чет­ся спро­сить: как че­ловек с та­кой по-дет­ски хруп­кой ду­шой не толь­ко вы­жил в страш­ное вре­мя, но еще и су­мел за­во­евать та­кое ува­жение к сво­ему ис­кусс­тву, прив­лечь к не­му та­кую зри­тель­скую лю­бовь, о ко­торой меч­та­ли очень мно­гие его сов­ре­мен­ни­ки, и о ко­торой гре­зят сов­ре­мен­ни­ки на­ши?

Что это: уда­ча, слу­чай? Твер­дость и си­ла ха­рак­те­ра са­мого Вер­тин­ско­го? Или все же пред­на­чер­та­ние судь­бы? На­вер­ное, все вмес­те. Не ина­че, без Бо­жес­твен­но­го про­виде­ния не обош­лось. Об этом пи­сал и сам Алек­сандр Ни­кола­евич, вспо­миная, как ему жи­лось в до­ме тет­ки пос­ле смер­ти ро­дите­лей:

"А в шесть-семь ча­сов ве­чера, ког­да сгу­щались су­мер­ки, вы­соко в тем­но-си­нем ук­ра­ин­ском не­бе - пря­мо над боль­шим то­полем во дво­ре - за­жига­лась звез­да. Круп­ная, неж­но-зе­лено­ватая, единс­твен­ная на фо­не быс­тро тем­не­юще­го не­ба.

- Это моя звез­да! - ска­зал я се­бе од­нажды и с тех пор час­то смот­рел на нее ве­чера­ми, отыс­ки­вая ее пер­вую на ве­чер­нем не­бе. Я раз­го­вари­вал с ней, по­веряя ей все свои дет­ские пла­ны и же­лания, а она ти­хо мер­ца­ла сво­ими зо­лоты­ми рес­ни­цами, точ­но во всем сог­ла­шалась со мной…"

Так пред­чувс­твие осо­бен­ной, не­обык­но­вен­ной жиз­ни еще в дет­ские го­ды ма­нило Вер­тин­ско­го, об­ла­дав­ше­го ар­тисти­чес­ким скла­дом ума и не­веро­ят­ной чут­костью.

Од­на­ко на­бож­ность юно­ши, бла­гого­вей­но при­носив­ше­го цве­ты к од­ной осо­бен­но по­любив­шей­ся ико­не Бо­горо­дицы, поч­ти влюб­ленно­го в об­раз Де­вы Ма­рии, по­рой сме­шива­лась с не­веро­ят­ным ко­щунс­твом, ро­див­шемся от тя­жес­ти си­рот­ской жиз­ни бу­дуще­го шан­сонье. Осо­бен­но яр­ко опи­сыва­ет Алек­сандр Ни­кола­евич ис­то­рию, свя­зан­ную с Ки­ево-Пе­чер­ской Лав­рой, в усы­паль­ни­це ко­торой го­лод­ные под­рос­тки во­рова­ли ме­дяки, при­несен­ные па­лом­ни­ками к мо­щам стар­цев:

Ки­ево-Пе­чер­ская Лав­ра, ко­нец XIX ве­ка

"Ве­ру­ющие бо­гомоль­цы прик­ла­дыва­лись к ним, це­луя ку­мач, и кла­ли свер­ху ме­дяки на све­чи угод­ни­ку.

Вот эти-то ме­дяки и бы­ли пред­ме­том на­ших вож­де­лений. Но как ук­расть их? Обыч­но про­цес­сию па­лом­ни­ков соп­ро­вож­дал ка­кой-ни­будь мо­нах со све­чой (в пе­щерах бы­ло тем­но). Лю­ди крес­ти­лись, мо­лились, а по­том на­гиба­лись и це­лова­ли мо­щи. Вот тут-то мы и при­дума­ли трюк. Наг­нувшись к мо­щам и де­лая вид, что мы их це­лу­ем, мы на­бира­ли в рот столь­ко ме­дяков, сколь­ко он мог вмес­тить. Отой­дя в сто­рон­ку, мы вып­лё­выва­ли день­ги в ру­ку и пря­тали в кар­ман.

Брр! До сих пор не мо­гу вспом­нить без от­вра­щения! И на что толь­ко не спо­соб­ны маль­чиш­ки!"

Не с рас­ка­яния ли в этом маль­чи­шес­ком раз­бое на­чал­ся путь Вер­тин­ско­го к приз­на­нию? Ка­жет­ся, что сво­ровав ме­дяки, он пос­ле от­дал Гос­по­ду столь­ко, что с лих­вой от­мо­лил этот дет­ский грех.

За­меча­тель­но еще од­но вос­по­мина­ние Алек­сан­дра Ни­кола­еви­ча, свя­зан­ное с 1913 го­дом, ког­да он, при­ехав­ший за сла­вой в Мос­кву и пе­реби­вав­ший­ся с хле­ба на во­ду, про­ходя ми­мо особ­ня­ка Мо­розо­вой на Ар­ба­те, вдруг бро­сил­ся по­могать са­нита­рам:

Особ­няк Мо­розо­вой на Ар­ба­те, 1913 г.

"Ра­неных вы­нима­ли из ка­реты и на но­сил­ках вно­сили в дом. Я стал по­могать. Ког­да пос­ледний ра­неный был вне­сён, я вмес­те с дру­гими то­же во­шёл в дом. В пе­ревя­зоч­ной док­то­ра спеш­но де­лали пе­ревяз­ки, раз­ма­тывая гряз­ные бин­ты и про­мывая ра­ны. Я стал по­могать. За этой го­рячей ра­ботой не­замет­но прош­ла ночь, по­том дру­гая, по­том третья. Пос­те­пен­но я втя­гивал­ся в эту но­вую для ме­ня ли­хора­доч­ную и ин­те­рес­ную ра­боту. Мне нра­вилось сто­ять до упа­ду в пе­ревя­зоч­ной, не спать но­чи нап­ро­лёт.

В этом бы­ла, ко­неч­но, ка­кая-то до­за по­зёрс­тва, не­об­хо­димо­го мне в то вре­мя. Я уже всю свою энер­гию от­да­вал гос­пи­талю. Я чи­тал ра­неным, пи­сал им пись­ма до­мой, при­сутс­тво­вал на опе­раци­ях, ко­торые де­лал зна­мени­тый мос­ков­ский хи­рург Хо­лин, и уже был вов­ле­чён с го­ловой в это де­ло…"

Так Гос­подь уме­ло нап­ра­вил свое ча­до, оп­ре­делив его мес­то в чис­ле вра­чева­теля не толь­ко душ, но и тел че­лове­чес­ких. Вер­тин­ский с го­ловой ушел во вра­чеб­ное де­ло! Его стой­костью и вы­дер­жкой мож­но толь­ко вос­хи­щать­ся!

Еще из вос­по­мина­ний в кни­ге "До­рогой длин­ною…":

"- Кто этот Брат Пь­еро? - спро­сил Гос­подь Бог, ког­да ему док­ла­дыва­ли о де­лах че­лове­чес­ких.

- Да так… ак­тёр ка­кой-то, - от­ве­тил де­жур­ный ан­гел. - Быв­ший ко­ка­инист.

Гос­подь за­думал­ся.

- А нас­то­ящая как фа­милия?

- Вер­тин­ский.

- Ну, раз он ак­тёр, и трид­цать пять ты­сяч пе­ревя­зок сде­лал, пом­ножь­те все это на мил­ли­он и вер­ни­те ему в ап­ло­дис­ментах.

С тех пор мне ста­ли мно­го ап­ло­диро­вать. И с тех пор я все бо­юсь, что уже ис­черпал эти за­пасы ап­ло­дис­ментов или что они уже на ис­хо­де…"

В ду­ше Ар­тиста не­бес­ное и зем­ное так близ­ко сто­яло друг от дру­га и пе­реп­ле­талось в та­кой слож­ный узор, что ста­новит­ся по­нят­но, что сам Алек­сандр Ни­кола­евич свой та­лант счи­тал Да­ром и бе­рег его как са­мое до­рогое, что у не­го есть. Столь бе­реж­ное от­но­шение к собс­твен­но­му ис­кусс­тву вряд ли встре­чалось у ко­го-ли­бо из его сов­ре­мен­ни­ков.

Вер­тин­ский как буд­то все вре­мя прис­лу­шивал­ся к го­лосу той са­мой Звез­ды из да­леко­го детс­тва и бо­ял­ся по­терять ее, пре­дать или да­же прос­то огор­чить… Тре­пет пе­ред собс­твен­ным та­лан­том пот­ря­са­ет… Да­же в эмиг­ра­ции, выс­ту­пая по­рой в са­мых стран­ных и неп­ри­ят­ных за­веде­ни­ях, Ар­тист ста­рал­ся сох­ра­нить в чис­то­те дар Бо­жий, не за­пят­нать его, на­де­ясь на про­щение Ро­дины, ко­торую он по­кинул, как приз­на­ет­ся, без­думно и неп­рости­тель­но лег­ко­мыс­ленно. Он всег­да на­де­ял­ся от­дать ей все, что у не­го есть - Та­лант и Жизнь!

Сре­ди бес­ко­неч­ных пе­ре­ез­дов из стра­ны в стра­ну, из го­рода в го­род Вер­тин­ский влюб­лялся во мно­гих жен­щин, но лишь од­на из них су­мела по-нас­то­яще­му пле­нить его сер­дце. В пись­мах к Ли­дии Цир­гла­ва Вер­тин­ский пре­дель­но, от­ча­ян­но от­кро­венен и влюб­лен, как маль­чиш­ка, а ведь ему тог­да бы­ло уже поч­ти 54 го­да! Судь­ба по­дари­ла ему Ан­ге­ла-Хра­ните­ля пос­ле столь­ких лет ме­таний и по­ис­ков. Не­обы­чай­но твер­дая, рев­ни­вая, но лю­бив­шая его силь­нее, чем мож­но се­бе пред­ста­вить, юная Ли­дия по­вери­ла Вер­тин­ско­му и пос­ле­дова­ла за ним в не­из­вес­тность…

Ког­да пос­ле нес­коль­ких бе­зот­ветных про­шений о раз­ре­шении вер­нуть­ся в Рос­сию, да еще и в страш­ные го­ды Ве­ликой Оте­чес­твен­ной Вой­ны, Вер­тин­ский все же по­лучил приг­ла­шение при­ехать и петь, в нем как буд­то от­кры­лась вто­рая ду­ша! С груд­ной до­черью Ма­ри­ан­ной на ру­ках, обе­регая все­ми спо­соба­ми мо­лодую суп­ру­гу, он ехал на Ро­дину, не зная ни ус­ло­вий жиз­ни, ни то­го, как при­мет со­вет­ский на­род его ис­кусс­тво. Бесс­траш­ная Ли­дия под­держи­вала его во всем и по­тому ос­та­вила за гра­ницей мать и ба­буш­ку и у­еха­ла в Рос­сию. Здесь ро­дилась вто­рая доч­ка Вер­тин­ских - Анас­та­сия...

О люб­ви Алек­сан­дра Ни­кола­еви­ча к до­черям нуж­но пи­сать от­дель­ные статьи… Из вос­по­мина­ний Ма­ри­ан­ны и Анас­та­сии скла­дыва­ет­ся очень жи­вой пор­трет Вер­тин­ско­го-от­ца, ко­торый мгно­вен­но вы­тес­нял Вер­тин­ско­го-ар­тиста, ед­ва он пе­рес­ту­пал по­рог квар­ти­ры на Твер­ской ули­це, вер­нувшись с нес­конча­емых гас­тро­лей… Лю­бовь его бы­ла та­кой силь­ной, что про­щала все ша­лос­ти и слож­ности ха­рак­те­ров до­черей, до­рожив­ших им и обо­жав­ших его. В пе­сен­ке "До­чень­ки" Вер­тин­ский бук­валь­но за­шиф­ро­вал свои чувс­тва столь ис­кусным спо­собом, что и че­рез мно­го лет она зву­чит, от­зы­ва­ясь в сер­дцах слу­шате­лей бес­ко­неч­ным све­том и теп­лом до­маш­не­го оча­га.

В Со­вет­ской Рос­сии пе­сен­ки Пе­чаль­но­го Пь­еро ста­ли сов­сем ины­ми: ис­чезла ил­лю­зор­ность и не­ре­аль­ность, при­сущая ран­ней по­эзии, но от­четли­вей про­яви­лась лю­бовь и  бла­годар­ность на­роду и стра­не, в ко­торую он вер­нулся, не зная, что его ждет, на­угад, толь­ко бы до­мой!

"Я тво­рю и пою сво­ему на­роду и по­лучаю за это та­кую бла­годар­ность и лю­бовь, ко­торой за гра­ницей не ку­пишь ни за ка­кие день­ги. По­тому что там ис­кусс­тво су­щес­тву­ет толь­ко для раз­вле­чения, а у нас это на­сущ­ная не­об­хо­димость. В этом я ви­жу свою мис­сию, в этом моя ве­ликая наг­ра­да за пло­ды мо­его скром­но­го твор­чес­тва. И так жи­ву не я один - так жи­вут все".

Эти стро­ки на­писа­ны в за­рисов­ке "Мо­им заг­ра­нич­ным друзь­ям". Мож­но ли сом­не­вать­ся в ис­крен­ности этих слов? Воз­можно ли уп­рекнуть, что пы­тались сде­лать уже пос­ле смер­ти Вер­тин­ско­го мно­гие кри­тики, его, про­шед­ше­го столь слож­ный, му­читель­но дол­гий путь до­мой, во лжи и конъ­юн­кту­ре?

Вер­тин­ский от­ве­тил всем сво­им про­тив­ни­кам од­ной прон­зи­тель­ной пес­ней, нес­прос­та на­зывая ее "Иная пес­ня", и от­хо­дя от де­каденс­тва и ра­фини­рован­ности сво­ей да­лекой мо­лодос­ти:

"…И за все ошиб­ки
Рас­пла­чусь я с ней, -
Жизнь свою от­дав с улыб­кой
Ро­дине сво­ей".

В год 130-ле­тия со дня рож­де­ния Алек­сан­дра Ни­кола­еви­ча его пес­ни, ари­ет­ки, сти­хи и вос­по­мина­ния зву­чат с мно­гочис­ленных сцен Рос­сии. И нет в них ни­чего ан­тиквар­но­го или не­сов­ре­мен­но­го. Буд­то толь­ко вче­ра к мик­ро­фону вы­ходил сам Вер­тин­ский, а се­год­ня и на­чина­ющие ис­полни­тели, и приз­нанные ар­тисты с пря­мотой сво­их го­рячих сер­дец вто­рят ему, мно­жат его ис­кусс­тво, вы­пол­няя за­вет Пе­чаль­но­го Пь­еро, ко­торый до пос­ледне­го вздо­ха при­ум­но­жал те та­лан­ты, что бы­ли от­ме­рены ему "доб­рым Бо­гом", как он час­то пи­сал в сво­их сти­хах.

ПОЁТ АЛЕКСАНДР ВЕРТИНСКИЙ