Бостонский КругозорПрекрасное

«АРТИСТ» В ДВУХ ЗНАЧЕНИЯХ

Что за странная такая фамилия: Си-мун? Не японская ли часом?», — поинтересовались американские коллеги у жены скульптора. Фамилия, вроде, не японская, но и не аутентичная, с погрешностью. «А» и «Б» сидели на трубе. «А» упала, «Б» пропала. Что осталось на трубе? На трубе осталась «И». А в японской фамилии Симуни конечная «и» потерялась. Она улетучилась подобно демонам, оставившим без поддержки воспарившего над крышами Симона-волхва — мифического героя, в христианских преданиях самаринского чародея, выдававшего себя за кого-то...

Рада ЛАНДАРЬ,
искусствовед.
Cambridge, МА

Konstantin Simun was born in Leningrad, USSR, in 1934. He studied sculpture at the secondary school of Arts at the I. Repin Art Institute (Leningrad), then at the Tallinn Art Institute (Estonia), and from 1953 to 1957 at the I. Repin institute of Painting, Sculpture and Architecture. In 1958 he became a member of the Artists’ Union of the USSR. Since 1988 he has been living in the USA.
K. Simun has created numerous works which have been widely exhibited throughout Russia and the United States.
He is the author of the 1966 monument “Broken Ring” (near St. Petersburg, Russia), which brought him international recognition, and is acknowledged as one of the most significant memorials of World War II.
K. Simun’s works are in the permanent collections of Russia’s largest museums, such as the State Tretyakov Gallery in Moskow, the State Russian Museum in St. Petersburg, the Perm Gallery in Perm and others, as well as in private collections.
His work “Totem: America” was exhibited at the DeCordova Museum and Sculpture Park in Lincoln, Massachusetts, from 1993 to 2002, and brought him great popularity.
He is the author of the Memorial to puppeteer I. Fokin installed in Cambridge, Massachusetts in 2001.

«Что за странная такая фамилия: Си-мун? Не японская ли часом?», — поинтересовались американские коллеги у жены скульптора. Фамилия, вроде, не японская, но и не аутентичная, с погрешностью. «А» и «Б» сидели на трубе. «А» упала, «Б» пропала. Что осталось на трубе? На трубе осталась «И». А в японской фамилии Симуни конечная «и» потерялась. Она улетучилась подобно демонам, оставившим без поддержки воспарившего над крышами Симона-волхва — мифического героя, в христианских преданиях самаринского чародея, выдававшего себя за кого-то…

Впрочем, скульптора Симуна из северной российской столицы с волхвом Симоном из самарийского местечка Гиттон, кроме окладистой бороды и общего для их жён имени Елена — и не роднит-то ничего.

При разговоре о Константине Михеливиче Симуне формулировки вроде «мэтр», «патриарх» кажутся неубедительными. Больше, пожалуй, напрашивается слово «артист» в двух его значениях: русском и английском. «Артист» — как обоятельный пластичный актёр, и «артист» — собственно, как художник, работающий в пластическом жанре скульптуры.

Живёт Константин Симун в деревянном доме, что на каменном цоколе. Замысловатая узкая лестница ведёт в сторону неба, в обитель художника. Портреты колоритного осанистого дедушки, настольная лампочка Ильича, стул, закинувший нога на ногу, и маленький пластиковый Пьер Лалламент — изобретатель велосипеда.

В гостиной — обои столетней давности с синими пагодами на светлом фоне. Чем не знаменитые санкт-петербургские «голландские» изразцовые плитки? И никуда от этих ассоциаций с Петербургом не денешься.

Родился художник в России, в страшные тридцатые годы прошлого столетия, в городе на Неве, на углу Звенигородской и Правды. Жил в коммунальной квартире, немного в детдоме. Мама, со звучной фамилией Гайцгори, работала с бланками, обозначенными словами «Сальдо» и «Кредо». Некая грузинская томность, утончённость, аристократизм и артистизм перешли, видимо, по наследству внучке художника, прекрасному художнику-керамисту Соне Симун.

Но вернёмся к ленинградскому периоду жизни Симуна. Учеба в Институте живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина; исключение с пятого курса с «модной» тогда формулировкой «за формализм»; собственная скульптурная мастерская, построенная еще в 1911 году архитектором Шервудом; рождение двух детей — сына и дочери; выставка в Мраморном дворце; презентация проекта «Новая Аврора» в музее А. А. Ахматовой и юбилейная, посвященная собственному 70-летию, выставка в корпусе Бенуа в Русском музее. По образному замечанию французского писателя Альфреда де Мюссе «Между чашей и устами всегда найдётся место для несчастья». Оно пришло. Правда, не в Петербурге. Но город, знакомый до слёз, пришлось покинуть. С 1988 года Симун живёт в Новой Англии, в Олстоне.

Что такое Олстон? Небольшой город, в определённом смысле — город на другом берегу. На этом берегу реки Чарльз — всемирноизвестный Гарвардский университет в Кембридже, на том — Константин Симун. К частному дворику, заполненному художественными заготовками, больше подходит название задворье. В центре этого задворья — арка, увитая плющём. Она составлена из цветных продуктовых коробок. Сквозь решётчатые прорехи выглядывают алчущие птенцы и лица-пластиковые бутылки. Это даже не лица, а канистровые лики: большие глаза, узкие прямые носы, открытые или сжатые рты, широкие или узкие лбы.

По задворью можно ходить слегка замерев: тут — бронза, там — гранит, тут — большеглазая правнучка Даня, там — хрупкая правнучка Аля. «Через тумбу, тумбу — раз, через тумбу, тумбу — два». Привыкаешь к художественному беспорядку и вдруг — то ли из-за старинного гаража, то ли с высокого чердака покажется сам Копа. Он же — Константин. Он же — гусар, пират, корсар, одним словом — артист в роли рыцаря, каждодневно ищущего свои прекрасные образы. Недаром история Дон Кихота Ламанческого всегда увлекала его.

Копа, как он сам о себе говорит, начинает копошиться, а вы можете присесть на скрипучие ступеньки и задавать свои несвязные вопросы. Артист хоть и галантен, но недосягаем, потому что прежде всего служит своему призванию. Перед нами рыцарь в поисках прекрасного, а поисками прекрасного образа можно заниматься бесконечно, на то сей образ и недосягаем.

— Удавалось ли хоть на мгновение ощутить, что недосягаемый образ достигнут? — интересуюсь.

Ответ прозвучал в духе библейской притчи: