Бостонский КругозорГОСТЬ НОМЕРА

РОЖДЁННЫЙ НА "ОСТРОВЕ СВОБОДЫ", НА ТАГАНКЕ

- Запрещали спектакль памяти Владимира Высоцкого, запрещали поэзию Николая Алексеевича Некрасова, это мой телеспектакль, как мы ее понимали, последний запрет коснулся пушкинского "Бориса Годунова"… После общественного просмотра началось нечто в защиту спектакля, что можно назвать величайшей общественной акцией.

- Вениамин Борисович, в одном из опубликованных интервью, вы  сказали, что прошлое для вас интересней настоящего потому, что оно - защита от будущего. Ваше прошлое связано с целой эпохой в театральном мире бывшего Советского Союза - России. Вы со дня основания играли в театре на Таганке. Итак, что для вас сегодня власть прошлого?

- Не могли бы вы задать вопрос поконкретнее? Там много людей, которых назвать или случайно не назвать, - обидеть.

- Хорошо.  Мне посчастливилось знать вас не только благодаря славе в кино, не только  как  знаменитого Атоса в фильмах Юнгвальда-Хилькевича. В моей памяти вы на сцене Таганки в образах противоречивых персонажей:  Клавдия в "Гамлете", Глебова в "Доме на набережной", Воланда в "Мастере и Маргарите". Оставляя Москву перед отъездом в Америку в 1995-ом году, я пошла последний раз смотреть "Мастера и Маргариту" и увидела, как по-иному в сравнении с премьерными годами вы играли Воланда. Меня поразило с какой свободой и с какой печалью вы существовали на сцене. Словно вашего Воланда с неких пор наполняло сожаление о слабостях и пороках человеческого рода, и он стал скорбным…     

- Да, и театру, и этой роли  я принадлежал всецело. Что касается булгаковской дьяволиады, то она менялась с ходом жизни. И от издевки над советской властью и над советскими атеистами она обращалась ко всему земному кругообороту, к  всеведению. Театр на Таганке был прорывом. Его не очень понимали власть и начальство. Но это был Остров Свободы. Поэтому там так вольно дышалось!  

Своими художественными устремлениями создатель театра Юрий Петрович Любимов был обращен к авангардистсткому театру Мейерхольда и несомненно развивал его традиции. Отсюда и устремленность к определенной эстетике,  условности со знаменитым световым занавесом, трансформирующимися декорациями, которые создавал выдающийся художник театра Давид Боровский, трагичной гротесковой  музыке композитора Шнитке (Вспомним  "Ревизскую сказку" по Гоголю)… У нас было все не так, как у всех. Театр был уникален. Каждый наш спектакль становился не только художественным, но и общественным событием. И когда  долго запрещаемый роман Булгакова "Мастер и Маргарита" был впервые инсценирован и поставлен на Таганке Любимовым, это стало также завоеванием свободы. Наш театр был единым миром, все, кто в нем работали - артисты, художники, композиторы, рабочие сцены, осветители чувствовали себя сотворцами. Но нам пришлось пережить и тяжелое время, когда очередной запрет вынудил нашего главного режиссера на годы покинуть страну. Нам все время запрещали наши спектакли, запрещали правдивейший рассказ о деревне -спектакль "Живой"  по повести Можаева, где замечательно играл Золотухин...

- И Славина…     

- Запрещали спектакль памяти Владимира Высоцкого, запрещали поэзию Николая Алексеевича Некрасова, это мой телеспектакль,  как мы ее понимали, последний запрет коснулся  пушкинского "Бориса Годунова"… После общественного просмотра началось нечто в защиту спектакля, что можно назвать величайшей общественной  акцией. Отстаивая спектакль и убеждая чиновников из министерства культуры и обкома,  выступали Булат Окуджава, Владимир Лакшин, Дмитрий Покровский, Родион Щедрин,  Константин Рудницкий, Натан Эйдельман и многие другие выдающиеся  деятели искусства.

- Я находилась  в театре во время этой величайшей  гражданской акции и ощущала с горящим лицом, что присутствую при событии, которому не было равных. Ваш Остров Свободы  защищали лучшие умы и сердца России.

- Спасти спектакль тогда не удалось. Любимов уехал, а мы - актеры продолжали ждать его. Как дети ждут отца. Мы никого другого принять не могли. И когда к нам пришел, очевидно, по назначению ЦК - КГБ  выдающийся режиссер Анатолий Эфрос, возникло противостояние. Он уже ставил у нас "Вишневый сад", и это была великолепная постановка, но мы принять его на месте Любимова не могли, как и никого другого. Прошло немало лет прежде, чем Любимов вернулся. А опыт, относящийся к дьяволиаде, множился. И Воланд менялся. Как менялись жизнь театра и страны. Последний раз в роли Воланда я вышел на сцену десять лет назад.  А затем попрощался и с театром, и с этой ролью. И Юрий Петрович принял мой уход. Я написал об этом и об этом, и о многом другом две книги: "Та Таганка" и  "В жизни так не бывает", вышедшие в издательстве "Время" в 2008-ом году, и удостоенные похвальной рецензии в столичном уважаемом журнале "Знамя".

- И туда вошли очерки о коллегах-актерах: Владимире Высоцком, Алле Демидовой…

- Да, и о других. В Бостоне этот двухтомник продается в книжном магазине "Петрополь". Кстати, у вас в Бостоне живет  замечательный человек, которого можно назвать летописцем нашего театра. Это Марк Купер.

- О, знаю, он был причастен… Расскажите, как складывалась ваша творческая деятельность после ухода из театра. Колоссальный успех принесла вам изящно придуманная музыкальная сказка "Али- баба и сорок разбойников". Но ведь вы много занимались и занимаетесь режиссурой. В таганковском спектакле "Час пик" по повести Ежи Ставинского вы играли героя, которого развенчивали за стремление идти в ногу со временем при уступках и ком