Бостонский КругозорНРАВЫ

А У НАС В БИБЛИОТЕКЕ...

Ко мне подходит мальчик лет десяти, ну, может, одиннадцати, и очень громко выражает свою просьбу:

- Мне нужна информация или книжка о примитивных оргазмах.

- А зачем она тебе нужна, позволь тебя спросить? Не рановато ли читать об оргазмах? Только не говори, что тебе в школе задали. Все равно не поверю, - полушепотом отвечаю я.

- А я чего? Я ничего! Мне и взаправду в школе задали по биологии написать доклад о примитивных, ну там, туфельках разных, инфузориях всяких.

Я еле сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться на всю библиотеку: " Может быть, тебе нужна информация о примитивных организмах?"

- Да. Именно! А я что сказал?

"Все это было бы смешно,
Когда бы не было так грустно".

М.Ю. Лермонтов


Смотрю на часы. Ровно четыре. Бросаю недоделанную работу, иду к справочному столу (по-английски - "референс-деск"). Мой "деск", или как мы, русскоговорящие библиотекари, говорим, чудовищно перекраивая английские слова на русский лад, "доска", сегодня с четырех до полшестого. Мы задаем друг другу понятные одним только нам вопросы типа: "сколько у тебя сегодня досок?" И отвечаем также закодированно: "У меня, слава богу, сегодня только две доски" или: "Я сегодня на доске целый день". Со стороны послушать, можно подумать, рехнулись библиотекарши. Рехнешься тут, когда ты и библиотекарь, и частенько охранник, и социальный работник, и учитель, и воспитатель, и еще целая куча разных "и" в одном бледно-усталом лице.

"Доска" с четырех до полшестого, как правило, самая насыщенная количеством посетителей и событиями, словом, - полтора часа напряженки. Тут и местные старички, которые пришли в библиотеку после ланча, и дневных мыльных опер с последующей сиестой, и детишки, наша отрада, набегающие шумной ордой после школы, и их вездесущие мамаши, которых хлебом не корми, только дай помочь ребенку выбрать литературу для доклада по книге. И непременно из классики. А он или она, то есть, дите, дальше комиксов так и не выросло и расти не желает. Что тут поделать?! Свобода выбора. Она так же распространяется и на молодое поколение. И бомжики, районные алкаши и наркоманы - все собираются на наш гостеприимный районный "огонек". Абсолютное смешение племен и этнических групп. Здесь и гордые своим происхождением (ни дать ни взять, сошедшие прямо с корабля "Мэйфлауэр" на нашу бруклинскую землю) белые американцы-англосаксы, и пару сотен лет угнетаемые, а ныне гордо пребывающие в престижном и модном статусе афроамериканцы, и разного калибра и окраски, уже научившиеся качать свои американские права новые иммигранты. Все чего-то хотят, просят, требуют. Всем до нашей маленькой библиотеки есть дело. Осталось-то всего ничего - два часа до закрытия, и надо успеть взять, оторвать, откусить от культурно-просветительного пирога самый крупный, жирный и начинистый кусок.

 


* * *

Включаю компьютер, настраиваюсь на нужную программу, проверяю электронную почту. Мечтаю: вот сейчас подойдет какой-нибудь читатель с уровнем выше среднего и задаст мне интересный, требующий приятных, слегка натужных размышлений, словом, не примитивный вопрос. Я над этим умным вопросом призадумаюсь, пороюсь в памяти и в Интернете, а потом соображу и дам на этот вопрос правильный ответ. И мне станет невообразимо приятно на душе и читателю тоже... Размечталась!


Ко мне сразу же подходит русскоязычная посетительница, женщина лет семидесяти, полукрашенная-полуседая, неприбранная какая-то, и начинает нудно и не очень понятно рассказывать свою историю. Мол, зовут ее Анна Рокфеллер, и я непременно, обязательно, абсолютно и бесповоротно должна ей помочь. "Вот это казус. И я бы не отказалась от такой фамилии. С такой фамилией, - говорю про себя, - это вы мне, матушка, должны помочь, а не я вам".

- А что, собственно, надо делать? - боязливо и нерешительно вопрошаю я, предчувствуя абсурдно-невыполнимую просьбу и затяжное общение, которое, скорее всего, ни мaдам Рокфеллер не поможет, ни меня не окрылит.

- Опубликуйте мое объявление в Интернете.

- Как это в Интернете? Где? У меня нет своего сайта. И, вообще, какого характера объявление? - спрашиваю я для порядка, а сама думаю, как выкрутиться из этой истории, чтобы, не дай Бог, не обидеть женщину. Ведь клиент всегда прав.

- Но мне ничего от них не надо! - невпопад вставляет женщина. - Я просто хочу узнать, из каких я Рокфеллеров. Я хочу сдать анализ на ДНК. Вы должны мне помочь! Вы - моя последняя надежда! - добавляет пафосно мадам Рокфеллер, нацеливаясь на мою предполагаемую душевную отзывчивость и порядочность.

Я быстро соображаю, что мадам обуреваема параноидальной идеей. И не удивительно. Одуреешь тут, когда твоя фамилия Рокфеллер. И тут меня осеняет.

- Знаете, вы можете дать мне номер своего телефона. У меня есть один знакомый журналист. Может быть, он заинтересуется вашим случаем и вам позвонит.

Женщина радуется моей идее и с готовностью пишет номер своего телефона и имя на клочке бумаги. Потом смотрит на меня и говорит, неожиданно беспардонно обращаясь ко мне на "ты"?

- Слышь, ты, милочка, когда придешь домой, натри сырой картошки и приложи к глазам через марлечку. Полегчает. - Это она по поводу моего моргания глазами.

- Спасибо, но не думаю, - сомневаюсь я. - Это у меня нервное. С самого детства.

- А я знаю. Я же ветеринаром работала, - радостно заявляет она.

Тут я не выдерживаю и с деланно унылой миной заявляю:

- Но я же не корова и не лошадь!

Мадам Рокфеллер ответно улыбается и, удовлетворенная, отчаливает. Она, оказывается, понимает юмор. Все не так уж безнадежно.

* * *

Наступает минута затишья, и я снова впериваюсь взором в длинный список электронной почты. Потом мой взгляд привычно задерживается на полках с русскими книгами. Надо сказать, что у нас их огромное количество, так как в нашем русскоязычном районе большой спрос на русскую литературу, как современную, так и классическую. Вижу: одна женщина среднеинтеллигентного вида, лет пятидесяти-шестидесяти, мнется в нерешительности у полок с русскими книгами, не зная, что выбрать. Я быстренько нахожусь, соображаю: "Так, так, так. Прошел год со времени публикации моей последней книги "На канале". Проверила циркуляцию. Что ж! Естественный интерес к моей книге уже снижается. Не катастрофа, но не очень приятно для автора. Надо бы срочно заняться рекламой книги".

Начинаю себя пиарить.

- Вам помочь? - шустрю я.

- Да, вот не знаю, что выбрать. Вроде, все уже читала. И не хочется уходить из библиотеки с пустыми руками.

- Я вас очень хорошо понимаю, - начинаю я издалека, с готовностью проявляя профессиональное сочувствие и сопереживание. - Ну, прямо-таки все прочли? Да, тяжелый случай. Попробую вам помочь. А что вы любите читать? Какие жанры, каких авторов?

- Ну, мне бы какую-нибудь душевную женскую литературу или новенький детектив. Но Донцова с Устиновой мне порядком надоели. Акунин читается тяжело. Про гламурную любовь наскучило - в нашем возрасте. (На что она намекает?) В общем, помогите.

Лихорадочно соображаю. Надо действовать. Момент настал. Подхожу к полке, беру свою книгу "На канале".

- Вот, хотите эту? Тут стихи и рассказы. - Протягиваю женщине книгу.

- Нет, стихи не хочу. Не люблю и не понимаю, - сразу упирается читательница.

- Ну и не надо! Бог с ними, со стихами! Пропустите стихи. Кому нужно напрягаться, чтобы их понять, когда и так кругом столько проблем? (Кажется, я слегка переборщила...) Начните прямо с прозы. Большая часть книги - это рассказы и новеллы. Они именно женские и очень душевные. То, что вам надо, - настоятельно и, как могу, убедительно заверяю я читательницу.

- А вы эту книгу читали? - робко спрашивает женщина.

- Вы знаете, так получилось, что я эту книгу не только прочитала, но и написала.

- Да? - восклицает удивленно-радостно женщина, с присутствием легкого интонационного недоверия. - Прямо вот так взяли и написали? Вы что, писатель?

- Вроде того. Пишу вот. Стало быть, я - писатель. Многим нравится.

Женщина раскрывает книгу, смотрит на мою блеклую фотографию на контртитуле, потом на меня, сравнивая фотографию с оригиналом. Убеждается, что мы (то есть, я и моя фотография) похожи, и изрекает заключительную фразу:

- Надо брать! Не так часто встречаешь писателя лично. Теперь я просто должна, я обязана прочитать эту книгу.


* * *

Продолжаю дежурить "на доске". Конец дня, чувствую накопившуюся усталость. Привычным жестом смотрю на часы в надежде, что время приблизилось к пяти. А время, как назло, движется ой, как медленно. Натикало только где-то полпятого. Утешительного мало. В библиотеке душно. Переходный сезон - осень. Ни лето, ни зима. Летом кондиционер охлаждает. Зимой отопление согревает, а осенью и весной вентилятор должен вентилировать, то есть, двигать пыльный, застоявшийся запах немытого тела и алкоголя, а также пряностей, которыми питается некоторая часть наших посетителей. Но он неважно справляется со своими обязанностями. Словом, тошно. И голова разламывается. Не Бородинская битва, но и шум, и гул со всех сторон.

Передо мной бегает туда-сюда, мельтешит наша постоянная парочка: бомж и бомжиха. Они живут на улице, напоказ, и все естественные потребности, кроме секса и отправления малой и большой нужды, делают открыто. У них нет секретов от общества.

- Я хочу пи-пи! Я сейчас умру, так хочу пи-пи! - кричит бомжиха своему спутнику.

- Ну, так иди в туалет. В чем дело? Не знаешь, где здесь уборная? - резонно замечает бомж.

- Да знаю я, знаю! - продолжает на высоких нотах бомжиха, приближается к туалету, но потом разворачивается и бежит в другую сторону. По-видимому, она боится оставить бомжа без присмотра. - Но ты совсем перестал обращать на меня внимание. Я вчера купила спагетти, а ты все слопал и даже не сказал спасибо. Ты помнишь, я вчера купила спагетти? Ой, как я хочу пи-пи!

- Да помню, помню я твои спагетти! Ты пойдешь в туалет или нет?

Так они довольно долго продолжают бегать друг за другом, выясняя отношения, пока наш охранник по моей просьбе не вталкивает бомжиху в дамскую комнату во избежание неприятностей. Но тишина не наступает, так как теперь гул идет с другой стороны.

Слева от меня обосновалась локальная еврейско-читательская колония. Наши постоянные и преданные посетители, любители бестселлеров и не только... Четыре пожилые дамы и муж одной из них обсуждают последние книжные новинки, а заодно и другие новости. Очень громко, как из репродуктора, и прямо мне в левое ухо. Одна дама, думаю, официально признана психически больной. Вторая тоже ведет себя неадекватно. Но официально пока не признана. Третья целый день бегает из библиотеки в библиотеку и проверяет, сколько пришло книг по заказу для нее и ее мужа. Взять она все книги сразу не может, так как прочесть 20 толстых романов одновременно не в состоянии. Мне лично кажется, что она вообще прочесть ничего не в состоянии. Но хочет быть в курсе, чтобы держать марку интеллектуалки и делиться с подругами и мужем подруги. (У каждого свое хобби.) Две из них плохо слышат, муж одной из них плохо видит. Возраст все-таки. Мое левое ухо трещит от звуковой перегрузки, ну, прямо, хоть заткни его ватой. Я понимаю, что тише говорить эта группа не станет, ну просто физически не сможет, и поэтому любезно, от библиотечных щедрот предлагаю им пойти побеседовать в комнату для собраний. Там, дескать, отдельное помещение, можно создать нечто вроде книжного клуба, и за закрытой дверью разрешается громко говорить. Все умолкают. Кроме той, которая хорошо слышит и неплохо видит.

- Не могу, - говорит, - идти в отдельную комнату. У меня клаустрофобия, боязнь замкнутого пространства.

- Ну, не скажите! - возражаю я. - Вся библиотека - замкнутое пространство. Однако вы сюда приходите каждый день, и вам не страшно.

- Вы не понимаете, - говорит она.

- Где уж мне?! - восклицаю я и добавляю с улыбкой и надеждой, - а может, дамы и господа, пора по домам? Время ужинать...

Повезло. Группа с готовностью расходится по домам. Голод не тетка. И сразу наступает благословенная тишина. Но не надолго.

* * *

Та дама, которая заказывает сразу двадцать книг на два читательских билета, свой и мужа, домой не идет. Она уникально предана библиотеке и, побив все рекорды частоты посещения, наведывается к нам по нескольку раз в день. Женщина носит благозвучно-поэтическую фамилию Блюм (цветок). Да... своеобразный "цветочек"! Ей далеко за семьдесят. Может, когда-то она была и ничего, но время здорово помяло этот "цветочек". Волосы на пару сантиметров у корней седые, явно требуют краски и, вообще, ухода. Они уныло висят серо-желтой паклей. Но женщине (ее зовут Сьюзен) все эти нюансы эстетики давно по барабану. Ее лицо - все в мелких морщинках, пигментных пятнах и крупных складках - светло-коричневое от солнца. Она круглый год (уже лет 20, как я ее знаю) ездит из библиотеки в библиотеку на огромном трехколесном велосипеде - и в дождь и в солнце. Ни снег, ни ветер ей не страшны. Подходит к референс-деск. Я настораживаюсь и пытаюсь подняться с места, будто бы по делу, но поздно. Мадам "Цветок" хлопает меня по плечу и хихикает.

- Привет, детка! Как дела? Ты мне нужна.

Я уже привыкла к ее панибратству и понимаю, что это особый знак внимания и дружелюбия с ее стороны, но все равно каждый раз отшатываюсь. Женщина достает из облезлой и грязной до неприличия сумки два читательских билета, сует мне. Хочу сразу же вымыть руки. Но не могу: профессиональная этика не позволяет. Сделаю это позже. А пока надо культурно обслужить читательницу. Проверяю ее заказы. Двадцать штук!

- Еще ничего не пришло, но одна книга уже в пути, - успокаиваю я взволнованную мадам Блюм. (Сьюзен всегда взволнована. Это ее нормальное состояние.) И всего-то ей нужно немного внимания. Немного? Смотря как на это взглянуть... Я стараюсь, я очень стараюсь отвечать дружелюбием на ее панибратство. И если отбросить брезгливость, я даже сочувствую Сьюзен. Кто знает, что со мной вытворит ее величество судьба, когда я достигну преклонных лет! (Если доживу...) А вдруг тоже слегка съеду с катушек?

- Скажите, Сьюзен! Когда только вы успеваете все это читать? - любопытствую я, демонстрируя удивление и должное уважение к ее книгопоглотительским способностям.

- А я сплю всего два часа в сутки, - смеется она. - Читаю все ночи напролет.

"Ну, да, - думаю я. - Днем-то ты на велосипеде гоняешь, мускулы наращиваешь, по библиотекам бегаешь, тусуешься...".


* * *


В конце концов, Сьюзен отчаливает восвояси. Нет, сегодня явно не мой день, потому что ее немедленно сменяет миссис Герман. Она - бывшая учительница социальных наук, преподавала историю США и историю древнего мира. Миссис Герман живет в собственном доме в одном из самых богатых районов Бруклина - Манхэттен-Бич. Но красоты, благополучие и богатство этого жилого района никоим образом не отразились на ее внешнем облике. Она тоща, как обглоданная кость, пожелтевшая от времени. Аж больно смотреть! Летом ходит в шортах и в майке, демонстрируя жилистые, в темных пятнах веревочки ножек и ручек. Зимой носит синтетическое ветронепродуваемое пальто-пуховик, которое засалено до тошноты, потому как никогда не стиралось или стиралось очень давно, когда мадам была молода и, допускаю, достаточно хороша собой. У нее длинные, густые, седые и довольно растрепанные волнистые волосы, темные выразительные глаза, усы и кустики седых волос на подбородке. Миссис Герман постоянно оживлена и благожелательно настроена к нам, иммигрантам. У нее определенно повышенный культурный и интеллектуальный уровень, о чем свидетельствует выбор литературы, которую она заказывает. Она не берет обычные бестселлеры, предпочитая им биографии знаменитых людей революционно-экстремистских взглядов (типа Троцкого и Че Гевары), а также научно-популярную литературу по истории США и Европы. Исключение представляет российский писатель Акунин, детективами которого миссис Герман зачитывается, - разумеется, в английском переводе. Миссис Герман ходит быстро-быстро, перебирая своими тощенькими ножками, она почти подлетает ко мне, обращаясь исключительно по-русски:

- Привйет! Как дйела? С Новым годом! - выдает она в довольно дружелюбном тоне скудно-малый запас русских приветствий, которым искренне гордится.

- Все в порядке! И вас с Новым годом! - отвечаю я ей (несмотря на осеннее время года - какая разница) столь же кратко и дружелюбно, хотя меня несколько коробит от вида ее засаленного пуховика. Потом мы, естественно, переходим на английский, ибо познания миссис Герман в русском языке закончились.

- Сделайте мне одолжение, пожалуйста, - сразу приступает она к делу , - поищите в каталоге вот эту книжку. - И выдает какое-то замысловатое название не часто востребуемого, но с высоким коэффициентом интеллекта автора. Я начинаю усиленно рыскать в компьютерном каталоге по всем параметрам (по автору, названию и даже предмету) и, в конце концов, после продолжительных поисков, изрядно попотев, нахожу вожделенного автора и нужную книгу. (Может, это и был единственный интересный вопрос за сегодняшний день?) Миссис Герман радостно убеждается в том, что книга имеется в наличии и ее можно заказать, но, как правило, заказывать "пока" не хочет, объясняя, что ей есть что читать. Никогда не набирает книг про запас, так как живет сегодняшним днем, мудро рассуждая, что "в нашем возрасте не стоит покупать зеленые бананы".

- Ну, может, в другой раз... - подводит она итог нашей беседе и в заключение настоятельно советует мне прочитать эту вещь, "так как захватывающая книга о русском революционном движении - именно то, что мне надо!"

- Пренепременно! Обязательно закажу и прочитаю, - заверяю я миссис Герман, думая про себя: "Если бы ты только знала, как я сыта по горло русским революционным движением!"

Но миссис Герман так просто не покидает здание библиотеки. Невесомым серым перышком она продолжает порхать среди книг и с пафосом разглагольствует о величии Троцкого и русской революции.


* * *


" Что-то сегодня совсем нет школьников?" - удивляюсь я про себя, искушая судьбу. Тут же ко мне подлетает парочка старшеклассников. Они держатся за руки и трутся друг о друга, как юные щенки. Девушка раскрывает рот:

- Ой, а мне нужна книжка.

- Какая? - вежливо спрашиваю я. - Название, автор.

- Ван Гог, "Ворон", - выпаливает девица одним духом.

- Что-что? - удивляюсь я. - Ты, милая, что-то путаешь. Ван Гог - это голландский художник, а "Ворон" - стихотворение американского поэта Эдгара Аллана По.

- Вот-вот. Именно то самое. - С облегчением вздыхает девица. - Это мне и нужно.

- Что тебе нужно, милая? - устало уточняю я. - Книга о Ван Гоге или стихотворение Эдгара Аллана По "Ворон"?

Девица смотрит на меня пустыми глазами. Она и сама толком не знает, что и кто ей нужен: то ли Го, то ли По. Ну, тут я беру инициативу в свои руки. Мы идем к полкам искать томик Эдгара Аллана По со стихотворением "Ворон". Нам повезло: "Ворон" на месте, пока не улетел. Глаза девицы излучают безграничное доверие ко мне, библиотекарю, и невыразимое счастье, что проблема так быстро разрешилась. О, если бы все проблемы так просто решались! В нашем мире не было бы проблем.


* * *


Снова смотрю на часы. Время приближается к половине шестого. Еще немного, еще чуть-чуть. Ко мне подходит мальчик лет десяти, ну, может, одиннадцати, и очень громко выражает свою просьбу.

- Мне нужна информация или книжка о примитивных оргазмах.

- А зачем она тебе нужна, позволь тебя спросить? Не рановато ли читать об оргазмах? Только не говори, что тебе в школе задали. Все равно не поверю, - полушепотом отвечаю я.

- А я чего? Я ничего! Мне и взаправду в школе задали по биологии написать доклад о примитивных, ну там, туфельках разных, инфузориях всяких.

Я еле сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться на всю библиотеку: " Может быть, тебе нужна информация о примитивных организмах?"

- Да. Именно! А я что сказал?

- Ты случайно сказал что-то другое, о чем тебе знать пока совершенно не обязательно, - отчеканиваю я воспитательным тоном, и мы идем искать детскую книжку о примитивных организмах. Ну, самую малость перепутал мальчик. Ребенок все-таки. И глаза невинные-невинные. А впрочем... Может, решил подшутить над теткой-библиотекаршей? Кто его знает!


* * *


Ровно пять тридцать. Сейчас меня должны сменить, и я пойду собираться домой. Мой рабочий день кончился. Нет, оказывается, еще не конец.

Вдруг подлетает читательница с перекошенным от злобы лицом и, буквально, набрасывается на меня:

- Что это такое? Настоящее безобразие! У меня на заказе стоят книжки, которые я не заказывала. И все детективы об убийствах. Почему? Кто их заказал? Это предупреждение? Меня хотят убить! Кто?

Она впивается в меня полубезумным, пронизывающим взглядом, как будто хочет вывернуть меня наизнанку и уже почти готова атаковать физически. Я вскакиваю из-за стола и задом-задом пячусь от нее в сторону нашей рабочей комнаты.

- Если книги на вашем заказе, значит, вы их заказали, ну, или кто-то пришел с вашим читательским билетом и заказал по вашей просьбе, - слабо пытаюсь урезонить я взбешенную клиентку.

- Нет! Этого не может быть, потому что я ничего не заказывала и никогда, слышите, никогда и никому не даю свой читательский билет. Это кто-то из вас сделал нарочно. Происки! Заговор! Зачем? Я требую объяснения! Я буду жаловаться! Я дойду до самых верхов, напишу директору библиотеки, мэру Блумбергу, прокурору штата Нью-Йорк и президенту Обаме.

Ну, раз такое дело, я понимаю, что успокоить даму можно, только позвонив по номеру 911 в полицию и скорую помощь. Но делать всего этого мне ой как не хочется. Слишком много хлопот в конце рабочего дня. И вдруг в голову приходит совершенно неожиданное мирное решение проблемы:

- Вы знаете, - доверительно внушаю я читательнице. - Бывает так, что заказы, как летающие тарелки, сами летают с места на место, от одного читателя к другому. Наверное, так и произошло. Вы понравились книжкам, и они решили залететь к вам в гости...

Читательница обалдело смотрит на меня, открывает рот, хочет что-то произнести, но не может. Она застывает с открытым ртом, а я тем временем скрываюсь за дверью своего офиса. Жду грома и молнии. Но в зале абсолютная тишина.

Осторожно выглядываю из-за двери. Наша чересчур подозрительная читательница продолжает стоять на том же месте и что-то бормочет. Я пытаюсь разобрать ее слова.

- А что? Ведь бывает и так, - неожиданно успокоившись, утверждает она. - Если есть летающие тарелки, то могут быть и летающие заказы.

Я надеваю пальто, беру в руки сумку и, не попрощавшись с сотрудниками, украдкой исчезаю из библиотеки. Да простят они меня. Сегодня был очень тяжелый день... И ни одного по-настоящему интересного вопроса, кроме, конечно, вопроса миссис Герман. Надежда на лучшие времена не покидает меня. Я, как Скарлетт О'Хара, повторяю про себя: "Завтра будет новый день".